– Потом здесь я стала жить, – добавила Наташа. – Теперь вот даже не знаю. Я тоже хотела в Тарасов переехать, а сейчас родителей одних оставлять… Они меня вообще отпускать не хотят, мать вон истерику устроила – не пущу ни за что!
– Наташа, а поподробнее о Ваське Рычкове можно узнать? – спросила я.
– Можно, – вздохнула девушка. – Хотя я мало что знаю – я все-таки младшая сестра. Ну, ходил он к нам, вроде женихался – я уж не знаю, как это правильно называется. А Маша… Да она понимала, что Васька ей не пара. Она как в институт поступила, приехала сюда, на смех его подняла… Я уж не помню, в чем там дело было, но он какую-то глупость сказал. Обижался потом… И сегодня – ведь это надо так напиться! Считай, только на это и способен.
– Ну а что за человек он? – продолжала я расспросы.
– Да обычный парень! – отмахнулась Наташа с неким даже, как мне показалось, раздражением. – Ничего особенного.
– А о Егоре тебе сестра действительно ничего не рассказывала?
– Нет, – пожала плечами Наташа. – Мне, конечно, интересно было с ним познакомиться, кто это такой, и все прочее… Но Маша твердо сказала – нет. Она вообще такая у нас упрямая – если что решила, то сложно переубедить.
– А ты такая же упрямая? – с улыбкой спросила я.
– Я? – как-то растерялась младшая сестра. – Ну, я… Мама говорит, что упрямая…
– Конечно, упрямая! – подтверждение не заставило себя долго ждать. Оно прозвучало из уст матери, которая появилась в дверях комнаты и вклинилась в наш разговор. – Вот вы скажите – чем у нас плохо? У нас в последнее время и с работой хорошо, и дискотеки… Главное, все на виду, и никто убивать никого не убивает. А там что? В общем, как хочешь, а не пущу тебя никуда! Никуда не пущу!
– Мама! – раздраженно вскочила Наташа с кресла. – Человеку это совсем неинтересно.
– Иди, к отцу вон иди, а то сейчас как бы за бутылкой не полез с горя, иди, успокой, – замахнулась мать на дочь, и та не стала распалять конфликт, быстро удалилась из комнаты.
Мать же заняла то место, на котором только что сидела Наташа.
– Ну, спрашивайте, что вы хотели узнать? Вы меня извините, у меня ведь такое горе, такое горе!
– Конечно, конечно, – успокоила я Александру Петровну. – Скажите, вам известно что-нибудь о том, с кем ссорилась ваша дочь в последнее время?
Александра Петровна покачала головой.
– Ведь она жила не с нами, а если и приезжала, то на день-два, может, на неделю. Спрошу ее, как дела, – а она: «Нормально, мам! Нормально!» Спрошу насчет учебы, а она: «Нормально!» Все у нее нормально! – воскликнула мать с каким-то упреком. – А оказалось, что совсем не нормально.
– То есть вы ничего не знаете, – констатировала я.
– Нет, – сказала Александра Петровна. – Маша у нас с самого детства была такая, как бы это сказать – самостоятельная. Не кричала, не топала ногами, а все равно сделает все по-своему. Такой вот у нее был характер. Да и у Наташки тоже…
«Да, с целеустремленностью у сестер все в порядке», – мысленно отметила я.
– Ведь я ничего этого не понимаю – английский, всякие другие науки. Я всю жизнь на заводе проработала, вон вместе с отцом, – кивнула Александра Петровна на дверь в соседнюю комнату. – А Машка, она другая, все время куда-то стремилась, учиться… Это неплохо, я всегда была за это. Но… Вы видите, что вышло-то! Это у кого же рука поднялась! Я не верю, что Маша сама в чем-то там виновата, не верю! Она и заботливая, и добрая, и ласковая! Вон Наташа говорила, что на работу устроилась, чтобы денег хватало. А у нас девки кто уезжает в город, знаете, кем становятся? Проститутками! – Александра Петровна понизила голос.
Наличие у Маши каких-то материальных хищнических, патологических интересов мать с негодованием отвергла.
– Копейки чужой никогда не брала! Ни я, ни она, ни Наташка!
Правда, я отметила, что насчет младшей своей дочери мать произнесла эту фразу не столь уверенно.
Что касается возможных связей Маши с каким-то незаконным делом, то мать, естественно, тоже выразила полное неприятие этой версии.
– Ну а подруги, Александра Петровна? Может, здесь была какая-то подруга, с кем Маша делилась?
Мать немного подумала, потом отрицательно покачала головой.
– Нет, – ответила она. – Маринка была. Но она вышла замуж и уехала в Пензу, а это далеко. Только письма писала, а Машку-то и не видела полтора уже года. Мы ей позвонили, она, конечно, приехала сюда, но что она может сказать? А больше никого и не было. Я уж ее спрашивала – с кем подружилась в городе-то? А она мне отвечала, что есть по институту там подружки, но все это ерунда, особо они ей не нравятся… Да и некогда, все училась да работала.
В общем, и здесь никаких следов, которые могли бы вывести меня на людей, знавших о жизни Маши в городе, я не обнаружила.
– А молодые люди? – задала я казавшийся мне последним вопрос.
– Да что молодые люди?! – махнула рукой мать. – Вон Васька Рычков был, да что от него толку! Она и знать его не хотела, как только в город уехала. Он-то в город тоже часто ездил, на «Газели» на своей, да как-то раз приехал – и ко мне. Пьяный был… «Тетя Шура, – говорит, – ваша дочь зазналась совсем, меня выпроводила, говорит, у меня дел полно, а ты пришел со своими глупостями…»
– С какими же глупостями он пришел? – поинтересовалась я.
– А я откуда знаю, – отмахнулась Александра Петровна. – Наверное, приставал, что ли… Не знаю я. Но только после этого случая Васька при встрече со мной голову отворачивал, стеснялся.
– Когда это было?
– Да с год, наверное, уже… Прошлым летом, что ли, – напрягла память мать.
«Рычкова взять на заметку на всякий случай», – отметила я про себя.
– Не знаю, чем вам помочь… – развела руками Александра Петровна. – Но уж коли вы занялись этим делом, то я хочу, чтобы вы нашли этого гада, нашли!
Она снова всхлипнула.
– А про молодого человека по имени Егор Маша никогда не упоминала? – вдруг вспомнила я.
– Нет, – в очередной раз разочаровала меня мать.
Продолжать дальше разговор явно не имело смысла. Поэтому я как могла успокоила Александру Петровну и заверила ее в том, что постараюсь выяснить, кто на самом деле убил ее дочь. Я ничего не сказала про то, кто платит за мое расследование, а Александра Петровна и не поинтересовалась.
Я сочла лишним рассказывать ей о Синявской и о ее подозрениях насчет Маши.
За окном был уже вечер, когда я позвонила в красиво обитую рейками дверь, на которой красовалась табличка «Абрамов Алексей Николаевич».
Мне открыл пожилой человек с большими залысинами, но очень благородным лицом. Чем-то он напоминал мне моего недавнего знакомого, Владимира Николаевича Любимова.
