Несмотря на все мои протесты, бледный и дрожащий от пережитого потрясения лорд Мэрриотт все же сумел проехать остаток пути до дома. Мы вышли из машины, и он вошел в распахнутую настежь дверь. Я остался снаружи, судорожно сжимая руки и онемев от ужаса.
Примерно через минуту он, спотыкаясь, подошел к двери. В руке он держал листок из блокнота Тернбулла. Прежде чем я успел отвести взгляд, он сунул мне почти законченный набросок, крича:
– Смотри! Смотри!
Я увидел нечто шарообразное, черное, волосатое и красноглазое – тарантула, летучую мышь, дракона, – членистые ноги которого заканчивались острыми хитиновыми когтями. Всего лишь один взгляд, без каких-либо запоминающихся деталей, и все же…
– Нет! – закричал я, закрыв лицо руками, повернулся и бросился бежать по дорожке. – Не показывай, дурак! Я не хочу знать! Не хочу знать!
Проклятие золотых стражей
[15]Действие моей трилогии «Изначальная земля» происходит в забытые доисторические времена, когда Мать-Природа еще не решила, какими способностями человеку следует обладать, а какими не следует – времена чародеев и странных существ! Полуварвар Тарра Хаш – бродяга-хроссак, склонный к приключениям степняк, чьи странствия забрасывают его в самые разные уголки Изначальной земли. В те древние времена наша Земля была намного ближе к эре Ктулху; факты о Его существовании еще не считались чем-то эзотерическим, и некоторые темные маги той эпохи усердно изучали Его и легенды о Нем, особенно в поисках бессмертия. Они даже построили храмы Ктулху и других созданий из Его круга, некоторые из которых оказались затеряны, подобно гробницам фараонов в намного более поздние времена. В «Проклятии золотых стражей» Тарра Хаш наталкивается именно на такое место, а затем встречается с теми, кто его охраняет. Рассказы об Изначальной земле были написаны в начале 1980-х годов, этот же рассказ – в феврале 1984-го. Впервые он был опубликован в издательстве У. Пола Гэнли «Вейрдбук Пресс», в первом томе «Полного собрания историй о Хаше» (1991) вместе с пятью другими рассказами.
I
Исхудавший до предела и обгоревший почти дочерна под лучами безжалостного солнца, Тарра Хаш вышел из Безымянной пустыни к серым и зловещим подножиям гор, которые словно насмехались над его когда-то точным чувством направления, пострадавшим от лишений и песчаной слепоты. Ибо окутанные туманом вершины над подножиями могли быть лишь южной оконечностью гор Лохми, и это означало, что хроссак шел на восток, слегка отклоняясь к северу, а не к юго-востоку, в сторону своих любимых и давно брошенных степей.
Другой, возможно, выругался бы при виде возвышающихся вдали в бледном предутреннем свете каменных шпилей, но Тарра Хаш был настоящим хроссаком, несмотря на всю свою страсть к путешествиям, и не собирался оплакивать собственную судьбу. Чем тратить зря силы, куда разумнее было оценить ситуацию и заново решить, что делать дальше. В самом деле, может, оно и к лучшему, что он сбился с пути, поскольку здесь, по крайней мере, имелась вода, и в немалом количестве, если слух его не обманывал. Ведь он слышал именно шум водопада? И ему точно не почудилось, что его иссохшие ноздри ощутили в воздухе влагу и свежесть, столь же сладкие, как дыхание его собственной матери, и нисколько не похожие на сухие и едкие испарения пустыни.
Да, вода! Тарра облизнул пересохшие губы.
Более того, там, где есть вода, есть и животные, которые ее пьют, рыбы, которые в ней плавают, и лягушки, которые квакают в кустах по ее берегам; есть и птицы, которые ловят как лягушек, так и рыбу. Но даже если подобные мысли и вызвали улыбку на изможденном лице хроссака, другие соображения тут же заставили его нахмуриться. В своем воображении он рисовал не менее чем оазис, а ни один оазис не обходился без законных (или зачастую не вполне законных) хозяев и защитников – вероятно, горцев, хорошо известных своим диким нравом, или бродяг-полиглотов из пустыни, обосновавшихся на земле, наверняка казавшейся им изобильной.
Или… или, возможно, он придал чересчур большое значение обычному звуку, ощущению влаги в утреннем воздухе. В конце концов, он забрел сюда случайно, и столь же случайно мог оказаться первым, кто сюда забрел. И все же, лучше позаботиться о своей безопасности, чем потом жалеть.
На поясе Тарры висели несколько маленьких мешочков с золотом. Все остальное его имущество составляли набедренная повязка и висевшие наискось за спиной ножны, из которых торчала украшенная драгоценными камнями рукоять кривого церемониального меча – но лишь рукоять и несколько дюймов лезвия, поскольку остальное разлетелось вдребезги в бою. Тарра хранил сломанный меч не из-за его ценности как оружия, но из-за камней в его рукояти, стоивших целое состояние. За эти драгоценные камни можно было несколько раз купить собственную жизнь. Более того, любой, видевший торчащую из ножен рукоять, представлял за ней целый меч, а хроссак с кривой саблей всегда был силой, с которой следовало считаться.
Однако и драгоценные камни, и золото могли с тем же успехом оказаться чересчур большим искушением, и потому Тарра снял мешочки с пояса и закопал их под покрытым странной резьбой камнем. Так было лучше – мало кто стал бы рисковать собственной шеей ради пропотевшей набедренной повязки, а тем более пытаться отобрать у человека его личное оружие!
Тарра карабкался по камням и обрывам навстречу звуку льющейся воды и запаху водяной пыли, съев по пути убитую камнем ящерицу. И, наконец, через полмили то и дело мелькавшие среди скал серебристые искорки превратились в сверкающий водяной поток, низвергавшийся с высокого крутого утеса. К тому времени солнце тоже поднялось высоко, а жесткая трава и колючие кусты сменились цветами и деревьями, на которых росли небольшие плоды и орехи. Слышалось пение птиц, шелест травы и хрюканье дикой свиньи, рывшей суглинистую почву. Действительно, изобильная земля, но нигде не было никаких признаков человеческого присутствия, если не считать…
Если не считать дыма, который ощутили чуткие ноздри Тарры, а мгновение спустя и характерный запах костра и вызывающий слюну аромат свинины, с которой стекал сок, шипя на дымящихся раскаленных углях.
Что ж, неплохо! Сладкая свинина на завтрак и озерцо чистой воды, где можно смыть с кожи въевшийся песок и освежить измученные суставы. Тара зашагал быстрее, влекомый манящим запахом, но не теряя бдительности, пока, наконец, не добрался до края большого, похожего на чашу углубления в широкой каменной террасе под нависающими утесами. Улегшись на живот, он медленно вытянул шею, пока не смог разглядеть выдолбленное водопадом озерцо внизу и его песчаные берега. И вот что предстало его слезящимся от песка и солнца глазам.
Озерцо было круглым, словно пупок юной девушки, а вода в нем – чистой и искристой, словно ее голубые глаза. В нем можно было отчетливо разглядеть плававших небольшими стайками рыбешек, а среди камышей вдоль плавно изгибающегося берега низко нависала над водой росшая в каменной расщелине ива. В тени ее зеленых ветвей сидел человек, на вид довольно старый, а у его ног горел костер. Дым костра почти вертикально поднимался к небу, и лишь небольшую его часть уносили в сторону брызги водопада.
