* * *
Я послал своей экономке телеграмму, сообщив ей о моем возвращении, и, когда я прибыл в свой дом в Марске, меня уже ждал адвокат. Он представился как мистер Харви из конторы «Харви, Джонсон и Харви» в Радкаре и протянул мне большой запечатанный конверт. Адрес на нем был написан почерком отца, и мистер Харви сообщил, что ему было поручено отдать конверт лично мне в руки в мой двадцать первый день рождения. К сожалению, в это время, почти год назад, я отсутствовал в стране, но контора поддерживала связь с моей экономкой, рассчитывая после моего возвращения выполнить условия договора, заключенного семью годами раньше между моим отцом и конторой мистера Харви. После того как мистер Харви ушел, я отпустил экономку и вскрыл конверт. Находившееся внутри письмо было написано на языке, не входившем в число тех, которые я когда-либо изучал в школе. Именно на этом языке были сделаны надписи, которые я видел на многовековой колонне в древнем Ибе, и, тем не менее, я откуда-то знал, что письмо написано рукой моего отца. Само собой, я мог прочитать его с той же легкостью, как если бы оно было на английском. Из-за обширного и разнообразного содержания письмо напоминало, скорее, целую рукопись, и я не намерен воспроизводить его здесь полностью. Это заняло бы слишком много времени, а скорость, с которой происходит Первое превращение, мне его не оставляет. Я лишь изложу самые основные моменты из тех, о которых говорилось в письме.
Не веря своим глазам, я прочитал первый абзац – но по мере того, как я читал дальше, недоверие сменилось искренним изумлением, а оно, в свою очередь – ни с чем не сравнимой радостью, ибо мои родители не погибли! Они просто ушли, ушли домой…
Почти семь лет назад, вернувшись домой из превращенной бомбами в руины школы, я не знал о том, что отец преднамеренно заложил в нашем лондонском доме мощный заряд, который должен был сработать после первого сигнала воздушной тревоги, а затем родители тайно ушли в торфяные болота. Как я понял, о том, что я возвращаюсь домой из разрушенной школы, они не знали. Даже сейчас им не было известно о том, что я пришел домой как раз в тот момент, когда радары британской противовоздушной обороны обнаружили в небе вражеские объекты. План, столь тщательно разработанный с целью заставить всех поверить, что мои родители погибли, сработал, но при этом чуть не погубил и меня. И все это время я тоже считал их погибшими. Но почему они ушли? Какая тайна заставила их скрываться от людей, и где мои родители сейчас? Я продолжал читать…
Постепенно все становилось ясно. Мои родители и я не были уроженцами Англии, и они привезли меня сюда младенцем с нашей родины, находившейся совсем рядом, и вместе с тем, как ни парадоксально, очень далеко. В письме объяснялось, что всех детей нашей расы привезли сюда в младенчестве, ибо атмосфера нашей родины неблагоприятна для здоровья несформировавшегося организма. Отличие в моем случае заключалось лишь в том, что моя мать не смогла со мной расстаться, и это было ужасно! Хотя все дети нашей расы вынуждены были расти вдали от своей родины, взрослые лишь изредка могли покидать свой родной климат, что было связано с их физической внешностью в течение большей части их жизни – ибо ни физически, ни духовно они не походили на обычных людей.
Это означало, что детей приходилось оставлять на порогах, у входа в приюты, в церквях и других местах, где их найдут и будут о них заботиться, ибо в юном возрасте разница между моей расой и людьми практически незаметна. Читая, я вспомнил сказки, которые когда-то любил, об упырях, феях и прочих созданиях, которые оставляли своих детенышей на воспитание людям и похищали человеческих детей, чтобы вырастить из них себе подобных.
Значит, такова была моя судьба, и мне тоже предстояло стать упырем? Я продолжал читать. Я узнал, что люди моей расы могут покидать нашу родную страну дважды в жизни, – один раз в детстве, когда, как я уже говорил, их приносят и оставляют здесь, пока им не исполнится примерно двадцать один год, и один раз позднее, когда перемены в их облике дают им возможность существовать во внешнем мире. Мои родители как раз достигли этой стадии, когда родился я. Из-за привязанности матери ко мне они отказались от своего долга перед нашей страной и сами привезли меня в Англию, где остались вместе со мной, проигнорировав Закон. Отец привез с собой некие сокровища, которые обеспечивали ему и матери легкую жизнь, пока не придет время, когда они вынуждены будут меня покинуть, время Второго превращения, когда остаться означало бы дать знать человечеству о нашем существовании.
Время это в конце концов наступило, и они тайно вернулись назад на родину, взорвав наш лондонский дом, чтобы власти и я (хотя у матери наверняка разрывалось сердце) сочли их погибшими во время немецкого налета.
Но разве они могли поступить иначе? Они не осмелились даже рискнуть рассказать мне, кто я на самом деле, ибо кто мог знать, какой эффект подобное открытие произведет на меня, у которого едва начали проявляться отличия? Им оставалось лишь надеяться, что я сам открою эту тайну или, по крайней мере, большую ее часть, что я и сделал! Но для полной уверенности отец оставил мне это письмо.
В письме также говорилось о том, что лишь немногие из «найденышей» находят путь назад на родину. Некоторые погибают при несчастных случаях, другие сходят с ума. При этих словах я вспомнил, что читал где-то про двух обитателей санатория для душевнобольных в Оукдине возле Глазго, столь безумных и столь неестественно выглядящих, что их даже не позволяют никому видеть, и даже медсестры не в состоянии слишком долго оставаться рядом с ними. Другие же становятся отшельниками в диких недоступных местах, и, что хуже всего, судьба многих еще более чудовищна – я содрогнулся, читая примеры подобных судеб. Но все же были немногие счастливчики, кому удалось вернуться – и, хотя некоторых приводили назад взрослые во время второго посещения, другие возвращались сами, следуя инстинкту или по чистому везению. Но сколь бы ужасным ни выглядело подобное существование, в письме объяснялась его логика. Моя родина не могла поддерживать жизнь слишком многих мне подобных, и потому риск безумия, вызванного необъяснимыми физическими изменениями, несчастные случаи и иные роковые судьбы, о которых я упоминал, играли роль системы отбора, в которой лишь самые приспособленные как в духовном, так и в физическом смысле возвращались туда, где родились.
Но сейчас я только что закончил перечитывать письмо во второй раз – и уже ощущаю, как немеют мои руки и ноги… Письмо моего отца едва успело дойти вовремя. Меня давно уже беспокоили мои растущие отличия. Перепонки на моих руках доходят почти до первых фаланг пальцев, а кожа стала фантастически толстой, грубой и чешуйчатой. Короткий хвост, выступающий из основания позвоночника, выглядит уже не столько странным придатком, сколько дополнительной конечностью, которая, как я теперь знаю, вполне естественна в нашем мире! Отсутствие волос тоже перестало меня смущать после того, как я узнал свое предназначение. Да, я не такой, как люди, но разве так и не должно быть? Ибо я не человек…
Как же повезло, что мне тогда попалась газета в Каире! Если бы я не увидел ту фотографию или не прочитал бы статью, возможно, я не вернулся бы столь скоро на свои торфяники, и теперь я содрогаюсь при одной только мысли о том, что могло бы со мной случиться. Что бы я стал делать после того, как со мной бы произошло Первое превращение? Сбежал бы куда-нибудь подальше, закутавшись с ног до головы, чтобы вести там жизнь отшельника? Вероятно, я вернулся бы в Иб или Безымянный город, обитая в одиночестве в руинах, пока моя внешность вновь не позволит мне существовать среди людей. А что потом – после Второго превращения?
