– Тогда к чему эта необходимость?
Вместо того, чтобы ответить напрямую, Рипли сказала:
– Несмотря на то, что мы не были родственниками, она была мне очень близка. Ты думаешь, я хочу увидеть ее в том виде, как ты описал? Я бы предпочла запомнить ее такой, какая она была живой. Я бы не стала просить, если бы это не было для меня чертовски важно.
Медик начал было отвечать, но остановился. Он уже понял, что Рипли не из тех людей, кого можно заставить говорить. Если она что-то и расскажет, то сама выберет для этого подходящее время.
Он отпер дверь и первым вошел внутрь. Нижний выдвижной ящик отреагировал на введенный код и скользнул вперед на бесшумных салазках. Рипли подошла, встала рядом с Клеменсом, и вдвоем они уставились на покоящееся внутри маленькое тело.
– Дай мне минутку. Пожалуйста.
Клеменс кивнул и пересек комнату, чтобы изучить показатели на дисплее. Время от времени он оборачивался, чтобы посмотреть, как его спутница изучает труп маленькой девочки. Несмотря на эмоции, что рвались наружу, Рипли действовала эффективно и основательно. Когда Клеменс решил, что прошло достаточно времени, он к ней присоединился.
– Все окей?
Он ожидал кивка, возможно вздоха. Но совершенно определенно он не ждал того, что она в конце концов сказала.
– Нет. Нам нужна аутопсия.
– Ты шутишь? – Клеменс изумленно вытаращился на нее.
– Нет. Думаешь, я стану шутить таким? Нам надо убедиться в том, как она умерла, – во взгляде Рипли была сталь.
– Я же сказал тебе: она утонула, – он начал задвигать ящик с телом обратно, но Рипли помешала.
– Я не уверена, – она глубоко вздохнула. – Я хочу, чтобы ты произвел вскрытие.
Клеменс недоверчиво уставился на нее.
– Послушай меня. Мне кажется, ты дезориентирована. Половина твоего организма все еще в криосне.
– Слушай, – ее тон не допускал возражений. – У меня есть очень существенная причина об этом просить, и я хочу, чтобы ты это сделал.
– Не хочешь поделиться этой причиной? – Клеменс был очень спокоен.
Рипли помедлила.
– А того, что я об этом прошу, недостаточно?
– Нет, недостаточно. «По просьбе близкого друга» инспекторов Компании не устроит. Нужно что-то получше.
Он ждал, ощущая нетерпение.
– Ну, ладно, – сказала она, наконец. – Риск возможного заражения.
– «Заражения» какого рода? – резко осведомился он.
Она явно валяла дурака:
– Я же не доктор. В отличие от тебя.
Он покачал головой:
– Нужно что-то получше.
– Холера, – она уставилась ему прямо в глаза. Ее решительность была поразительной.
– Ты шутишь. Ни об одном случае этого заболевания не докладывалось в течение двухсот лет. Давай, расскажи мне еще что-нибудь. В этом месте никогда не стоит отказываться от повода хорошо посмеяться. Может, оспа? Лихорадка денге?
– Я говорю тебе. Холера. Я была в составе боевого подразделения, которое нанесло ядерный удар по Ахерону. Они там экспериментировали с разнообразными мутировавшими бактериями и штаммами вирусов. Предполагалось, что учреждение будет безопасным и закрытым. Может, тебе известно о кое-каких интересах Компании. Инфекция вырвалась на свободу и… распространилась. Она была чрезвычайно заразной, а эффективного антидота не существовало. И ее не получилось локализовать, хотя попытки и были.
– И пришлось все взорвать? Несколько радикальное решение. Конечно, до нас новости не особенно быстро доходят, но мне кажется, что о подобном и здесь услышали бы.
– Неужели? Мне кажется, ты работаешь не на ту же Компанию, что я. Или, возможно, новости дошли – но не до всех. Ваш управляющий представляется мне не слишком болтливым человеком. Может, он все знает, но просто решил, что нет причин разглашать эту информацию?
– Да-а… – Клеменсу пришлось признать, что Рипли сбила его с толку. А еще она разбудила его любопытство. Правда ли, что Эндрюс скрыл эту часть новостей? Не то, чтобы он был обязан держать заключенных в курсе всего происходящего… Но холера? Какой-то мутировавший штамм… был он или нет, история все еще казалась медику маловероятной. Конечно, если женщина говорит правду, а тело маленькой девочки заражено чем-то, с чем они могут не справиться…
Или это была полуправда. Может, и существовал риск какой-то инфекции, но историю с холерой Рипли, похоже, придумала на скорую руку, не вспомнив ничего другого. Очевидно, она считала, что у нее есть на то причины. И к тому же она была военным офицером, а вот сам Клеменс ни черта в этом не смыслил.
Она стояла молча, смотрела на него и ждала.
«Какого дьявола», – подумал он.
– Как хочешь.
По сравнению с моргом остаток окаменевшего, запущенного комплекса казался такими же ярким и радостным, как альпийский луг в разгар весны. Вдоль одной из стен стояли шкафчики из нержавейки, некоторые из них с кодовыми замками. Прочная ламинированная плитка на полу была выщерблена и растрескалась. Все это легко было починить, но у местных обитателей не было оборудования и необходимых навыков, да никого и не волновало состояние пола.
Сверкающий сливочно-белый стол в центре комнаты ярко освещали лампы. Клеменс в маске и врачебном одеянии склонился над подготовленным к вскрытию телом девочки, сделал начальный надрез, но остановился, чтобы отереть пот со лба. Прошло слишком много времени с тех пор, как он делал нечто подобное, а теперь ему не только отчаянно не хватало практики, но он еще и не понимал, зачем это делает.
Пила бесшумно и эффективно вскрыла грудную клетку.
– Ты уверена, что хочешь через это пройти? – спросил Клеменс у Рипли.
Она проигнорировала и просто молча смотрела – с холодным сердцем, спрятав эмоции в укромный уголок, откуда они не могли высунуться и как-то помешать. Клеменс пожал плечами и продолжил вскрытие.
Просунув руки в сделанный надрез – костяшки к костяшкам, – он глубоко вздохнул и потянул ребра в стороны, раскрывая грудную клетку. Потом сосредоточенно вгляделся внутрь, изредка нагибаясь ниже и рассматривая тело под разными углами. Наконец он выпрямился и расслабил пальцы.
– Ничего необычного. Все органы там, где должны быть. Ничего не пропало. Нет признаков болезни, нет необычного обесцвечивания, нет следов заражения. Особое внимание я уделил легким. Если что, они выглядят чрезвычайно здоровыми. Заполнены жидкостью, как я и подозревал. Уверен, что анализ определит морскую воду Фиорины. Странное состояние при холере, мм?
Клеменс сделал последний поперечный надрез, исследовал ткани, затем поднял голову.
– Все еще ничего. Довольна?
Рипли отвернулась.
– А теперь, поскольку я не полный идиот, не хочешь ли рассказать мне, что ты на самом деле там искала?
