В данный момент автоматические экструдеры разливали расплавленный свинец из раскаленного котла по тонким трубкам, которые позже будут использованы для замены таких же в старой части реактора.
Заключенные, стоя здесь на вахте, чувствовали попеременно то восхищение, то скуку, наблюдая за автоматизированной процедурой. Литейная была популярным местом – не только потому, что предоставляла возможность воздействовать на процесс работы, но и потому что здесь было одно из самых теплых мест во всем комплексе.
– Ты идешь? – заговоривший человек проверил простенькие показания на консоли мониторинга. Как и всегда, те оказались полностью в пределах допустимого.
Его напарник нахмурился.
– Пока не решил. Нас это не касается.
– Так для разнообразия.
– Да ну, не знаю.
Третий мужчина отвернулся от пылающего котла и поднял защитные очки на лоб.
– Диллон там будет?
В тот момент, когда он задал этот вопрос, появился тот самый заключенный, о котором шла речь – он шел к ним по металлическим мосткам.
– Вырубайте, – только и сказал он, когда приблизился.
Первый заключенный послушно щелкнул выключателем, и котел тут же начал остывать.
– Что за дела, друг? – спросил мужчина в защитных очках, пытаясь избавиться от соринки в глазу.
– Да, – добавил тот, что был в середине. – Мы про это как раз говорили, но не смогли решить.
– Уже решено, – сообщил им Диллон. Он обвел каждого взглядом. – Мы все идем. Может, мы и не знали этих людей, но мы проявим к ним уважение. Они хотят сжечь тела – мы не возражаем, раз сжигают не кого-то из нас.
Сообщив эту информацию, он развернулся и направился к выходу.
Трое мужчин последовали за ним. Владелец защитных очков повесил их себе на шею.
– Давненько похорон не было.
– Это точно, – серьезно согласился один из его товарищей. – Пожалуй, я соскучился по службе. Знаешь, это похоже на выход. Из этого места.
– Ну и аминь, брат, – кивнул первый, и прибавил шагу, чтобы не отставать от высокого Диллона.
Старая плавильная печь заскрипела и застонала, когда ее вновь пробудили к жизни. Огромный зал был вырублен в цельном камне сразу над рудной жилой, а потом в нем проложили жароотражающие экраны там, где это требовалось. Вдоль мостков и проходов находились мониторы и панели управления. Краны и другое тяжелое оборудование тихо стояли там, где их пристроили перед отъездом шахтеры. Недостаточное освещение создавало тени, из-за которых машины напоминали мезозойские окаменелости, сбежавшие из какого-нибудь далекого музея.
У скошенных стен принимающей ямы начало подрагивать пламя. Оно подсветило застывшие фигуры двух заключенных, что стояли на стреле крана над бездной. Вдвоем они держали пару нейлоновых мешков. Их неподвижное содержимое заметно оттягивало ткань в середине.
Рипли, не отрываясь, смотрела на мужчин и их ношу, и ее руки сжимали перила, что отделяли людей от искусственного ада внизу. Рядом стоял Клеменс – он хотел бы сказать ей что-нибудь успокаивающее, но, как всегда, не находил подходящих слов. Использовав все утешение, что у него имелось, некоторое количество лет назад, теперь он обнаружил, что на долю одинокой несчастной женщины, стоящей подле него, ничего не осталось.
Эрон тоже был здесь, и Диллон, и остальные заключенные. Несмотря на то, что покойный мужчина был, по сути, чем-то вроде сотрудника полиции, никто не улыбался и не отпускал саркастических замечаний. Смерть постоянно присутствовала в ежедневной рутине и была для них всех слишком близким знакомым, чтобы к ней можно было относиться без уважения.
Эндрюс важно прочистил горло и открыл тонкую книжку, что держал в руках.
– Это дитя и этого мужчину мы вверяем твоим заботам, Господи. Они покинули тень ночей наших. Они избавлены от тьмы и боли. Не позволь их душам заплутать в бездне, но прими их вместе с теми, кто ушел до них.
Внизу, в центре управления, заключенный по имени Трой следил за происходящим с помощью коммуникатора. Когда Эндрюс дошел до означенного места в речи, техник начал переключать рычажки. Сигнальные диоды изменили цвет с желтого на зеленый. Откуда-то сзади раздался глубокий стон, возвысился до жалобного стенания и стих. Вспыхнули остальные диодные огоньки, сообщая о готовности. Под мостками плавильную яму заполнило раскаленное добела пламя. В полутьме его рев был особенно впечатляющим. Но гора руды не ждала момента, чтобы поприветствовать огонь, наготове не стояла толпа техников, чтобы проконтролировать процесс превращения тонн булыжника в выгарки. Пламя обжигало только бока печи, и ничего больше.
По щекам Рипли медленно катились слезы, пока она смотрела на контролируемый пожар внизу. В своей печали, предаваясь воспоминаниям, она была молчалива и не издала ни звука, лишь по ее щекам текли слезы. Клеменс смотрел на нее с сочувствием. Ему хотелось обнять ее, прижать к себе, утешить. Но вокруг находились и другие, Эндрюс, в том числе, и Клеменс остался на месте.
– Ребенок и мужчина покинули юдоль нашего мира, – продолжал Эндрюс. – Их тела бренны, но их души вечны и бессмертны навеки.
– Мы, кто страдает, спрашиваем: «Почему?» – взгляды присутствующих переместились с управляющего к Диллону. – Почему наказаны безвинные? Зачем жертвоприношения? Зачем боль? – Крупный заключенный веско ронял слова. – У нас нет обещаний. Нет уверенности. Мы только верим, что кто-то будет призван. Кто-то будет спасен.
Поднимающиеся волны жара наконец стали невыносимы для стоявших на стреле крана людей. Они несколько раз раскачали свою ношу, после чего сбросили ее в яму и поспешно отступили на более прохладный участок. Падая, мешки пару раз перевернулись в воздухе, а потом их поглотил огонь. На короткий миг пламя вспыхнуло чуть выше у края ямы, когда мешки и их содержимое мгновенно превратились в пепел.
Рипли слегка покачнулась и схватилась за руку Клеменса. Он вздрогнул, но остался стоять на месте, предоставляя ей опору, в которой она нуждалась. Остальные просто смотрели. В их взглядах не было зависти; только понимание. Диллон не обратил на это внимания. Он все еще декламировал:
– Но эти отлетевшие души никогда не познают трудностей, горя и боли, что лежат перед теми, кто остался. Потому мы вверяем эти тела бездне с легким сердцем. Поскольку каждое семя обещает цветок, в каждой смерти, не важно, насколько незначительной, всегда скрыта новая жизнь. Новое начало.
Что-то шевельнулось на бойне – среди свисавших туш и завихрений ледяного воздуха возникло какое-то движение. Массивный остов быка дернулся, а затем бешено затанцевал на цепях.
Некому было увидеть, как при этом брюхо туши распухало и надувалось, а кожа туго натягивалась, словно у безумного дирижабля. Некому было увидеть, как быка разорвало давлением, и во все стороны полетели частицы мяса и жира. Внутренние органы, печень и желудок, петли похожих на канаты внутренностей вывалились на пол. И еще кое-что.
