Конвульсивно подергиваясь, вверх поднялась голова. Компактный ночной кошмар медленно огляделся, изучая окрестности. Охота началась.
Поначалу неуклюже, но с поразительно быстро возрастающей уверенностью он начал двигаться и что-то искать. Нашел воздухопровод, недолго его исследовал и скрылся внутри.
С момента, когда существо появилось из брюха быка, и до его продуманного исчезновения прошло меньше минуты.
Закончив речь, Диллон склонил голову. Так же поступили и остальные заключенные. Рипли взглянула на них, снова посмотрела на яму, где огонь сдерживался при помощи электроники. Затем почесала голову, потом ухо. И секунду спустя – снова. На этот раз она поглядела на свои пальцы. Их покрывало нечто, что выглядело как темная подвижная пыль.
С отвращением Рипли обтерла руку о позаимствованный комбинезон и посмотрела на Клеменса, который рассматривал ее со знанием дела.
– Я тебя предупреждал.
– Ладно, я убедилась. Что мне теперь с этим делать?
– Можешь с ними жить, – сказал он, – или…
Он погладил бритую голову и с сожалением улыбнулся.
Рипли скривилась.
– И нет другого способа?
Он покачал головой.
– Если бы был, мы бы его к этому времени уже нашли. Не то чтобы к тому было много стимулов. Суетность умирает в числе первых жертв ссылки на Фиорину. Но ты можешь быть спокойна: волосы отрастут, когда ты улетишь. А вот если ничего не предпринимать, то насекомые все равно сожрут их до корней. Может, они и крошечные, но у них большой аппетит и паршивые манеры за столом. Поверь мне, если попробуешь их игнорировать, то выглядеть будешь куда хуже, да и чесаться станешь постоянно.
Рипли обмякла.
– Ну, ладно. Где тут салон красоты?
Медик ответил извиняющимся тоном:
– Боюсь, ты как раз разговариваешь с его представителем.
Ряды душевых кабинок были стерильно-белыми в свете ламп. В данный момент пустовали все, кроме одной. Пока горячая, обогащенная химикатами вода стекала по ее телу, Рипли рассматривала себя в зеркале на одной из стен.
Без волос было странно. Они являлись такой незначительной, эфемерной частью тела, единственная деталь внешности, которую можно было легко менять по желанию… И все же Рипли чувствовала себя странным образом уменьшившейся, словно королева, вдруг лишившаяся короны. Но волосы отрастут. Клеменс уверил ее в этом. Заключенным приходилось бриться постоянно: ни насекомые, ни местный воздух не делали облысение перманентным.
Рипли намылила кожу головы. Ощущение было странным, и она ощутила холодок, несмотря на ревущую горячую воду. Может, старый шахтерский поселок и нуждался во многом, но воды тут было в изобилии. Большая станция опреснения на берегу залива строилась для того, чтобы в полном объеме обеспечивать водой все производственные запросы комплекса, а вдобавок и личные нужды персонала. Даже на минимальной мощности она производила куда больше воды, чем могли потратить заключенные.
Рипли закрыла глаза и снова шагнула под тугие струи. Насколько она знала, за последние десять тысяч лет существования человеческой цивилизации люди изобрели только три по-настоящему важных вещи: речь, письменность и водопровод.
За стенами душа ожидали все та же смерть и новые проблемы, хотя в сравнении с тем, через что Рипли уже прошла, они казались незначительными. Клеменс, Эндрюс и остальные не понимали – не могли этого понять, – но она и не чувствовала себя ответственной за их просвещение.
После всего, что она вынесла, перспектива провести несколько недель в компании огрубелых преступников внушала не больше страха, чем прогулка по парку.
Когда шахта еще действовала, это помещение было столовой для контролеров. Теперь тут ели заключенные. Комната, как и многое здесь, превосходила скромные запросы колонии. Помещение выглядело впечатляюще даже сейчас, несмотря на отсутствие обстановки, изначально весьма дорогой. А вот еда, наоборот, была самой дешевой. Впрочем, жаловались на это нечасто: пусть пища и не отличалась изысканным вкусом, зато ее было много. Не желая баловать своих отбывающих наказание смотрителей, Компания не хотела их уморить голодом.
В пределах определенных предписанных и хорошо всем известных временных рамок жители Фиорины могли есть, когда пожелают. Из-за избыточного простора заключенные предпочитали собираться небольшими группками. Некоторые предпочитали насыщаться в одиночестве, и их уединение всегда уважалось. В замкнутом пространстве Фиорины навязанный разговор мог привести к печальным последствиям.
Диллон поднял подогретый поднос и оглядел комнату. Люди болтали, ели и притворялись, что живут обычной жизнью. Как всегда, управляющий и его помощник питались в том же помещении, что и заключенные, но держались в стороне. Диллон молча остановил внимание на столике, за которым сидело трое – их лица выражали чрезвычайную сосредоточенность. Нет, не сосредоточенность, поправил он себя. Угрюмость.
Что ж, ситуация для Фиорины не уникальная. И все же его это заинтересовало.
Когда на столик упала тень новоприбывшего, Голик глянул вверх, но тут же отвел глаза в сторону. Его взгляд встретился со взглядами остальных – Боггса и Рейнса. Пока Диллон усаживался на свободное место, все трое уставились в свои тарелки с неестественным интересом. Против его присутствия они не возразили, но и не обрадовались.
Ели молча. Диллон пристально разглядывал товарищей. Они знали, что он на них смотрит, но ни один ничего не сказал.
В конце концов, здоровяку надоело молчание. Остановив ложку на полпути ко рту, он взялся за Боггса.
– Ну, ладно. Сейчас время еды, время разговоров, а не семинар самосозерцания. Поговаривают, что у нас тут какая-то дисгармония. Не хочет ли один из вас рассказать мне, в чем проблема?
Боггс отвел взгляд. Голик сосредоточился на месиве в тарелке. Диллон не повысил голоса, но его нетерпение было очевидным:
– Поговорите со мной, братья. Вы все меня знаете, а значит, знаете и то, что я умею быть настойчивым. Я чувствую, что вы обеспокоены, и хочу вам помочь, – он мягко положил огромный, мощный кулак на стол рядом с подносом. – Снимите груз с души. Расскажите мне, что случилось.
Рейнс помедлил, потом положил вилку и отпихнул свой поднос к центру стола.
– Ладно, ты хочешь знать, что не так? Я скажу, что не так. Я приспособился к здешней жизни. Никогда не думал, что смогу, но приспособился. Мне плевать на темноту, плевать на насекомых, плевать на изоляцию и все эти разговоры о призраках в машинах. Но мне не плевать на Голика. – С этими словами он указал на товарища, который спокойно уничтожал свою порцию.
Диллон повернулся к Боггсу:
– Ты считаешь так же?
Тот несколько секунд нервно ковырялся в своей тарелке, но наконец-то поднял взгляд.
– Я не буду ничего начинать, и причинять неприятности тоже не хочу. Я только хочу жить спокойно и отработать свой срок – как все остальные.
