Здоровяк наклонился вперед, и стол слегка заскрипел под его весом.
– Я спросил тебя, считаешь ли ты так же.
– Ну, ладно, да. Да. Эй, этот мужик – сумасшедший. Мне без разницы, что там говорят Клеменс или «официальные» отчеты. Он чокнутый. Если он таким и не был, когда сюда явился, то он такой теперь. Планета, или это место, или и то, и другое свели его с ума. Он вечно под кайфом, и от него воняет. Я больше не пойду с ним наружу. Ни на берег, ни чтобы проверить штольни – никуда. И никто меня не заставит! – закончил он воинственно. – Я знаю свои права.
– Твои права? – Диллон чуть улыбнулся. – Да, конечно. Твои права.
Он глянул влево:
– Тебе есть что сказать в свою защиту?
Голик поднял голову – к его толстым губам прилипли частички пищи – и глупо ухмыльнулся. Потом безразлично пожал плечами и снова принялся за еду.
Диллон спокойно посмотрел на остальных.
– Если Голик не любит поговорить, это еще не свидетельствует о том, что он сумасшедший. Просто молчаливый. Честно говоря, насколько я вижу, он ухитряется выражать собственные чувства ничуть не хуже других. Да и нет у нас ораторов.
– Переходи к делу, – с несчастным видом пробормотал Боггс.
– А дело в том, что он пойдет с вами. Он – часть вашей рабочей команды, и до следующего перераспределения, или до тех пор, пока он не сделает что-то более ужасное, чем просто держать свой рот на замке, так оно и будет. Вам всем предстоит поработать. Поверьте, вы научитесь не обращать внимание на Голика или на его маленькие причуды. Он всего лишь еще один бедный, несчастный, страдающий засранец – такой же, как вы и я. А это означает, что он не безумнее остальных.
– Только пахнет хуже, – с отвращением огрызнулся Рейнс.
– И сумасшедший, – добавил не убежденный словами громилы Боггс.
Диллон выпрямился на стуле.
– Слушайте, вы преувеличиваете. Я уже видел подобное прежде. Такое происходит, когда больше нечем заняться. Вы начинаете придираться к еде, потом к насекомым, а потом друг к другу. Голик просто другой, вот и всё. Не лучше и не хуже остальных.
– Он воняет, – пробубнил Рейнс.
Диллон предостерегающе взглянул на него.
– Мы все тут отнюдь не ходячие букеты. Забудьте это дерьмо. У вас есть работа. У всех троих. И это хорошая работа.
– Я о ней не просил, – проворчал Боггс.
– Здесь никто ни о чем не просит. Вы берете, что дают, и стараетесь, как можете. На этом основано выживание – ваше и всех остальных. У нас тут не земная тюрьма. Взбунтуйтесь тут, и никакие гражданские медиа не сбегутся послушать ваши жалобы. Просто вам станет куда менее комфортно. Или вы умрете.
Боггс тревожно шаркнул ногами.
– А теперь послушайте. Есть другие, кто хотел бы заняться фуражом. Но на случай, если вы не заметили, Эндрюс сейчас не в самом любезном расположении духа. Я бы не стал просить его поменять задачи или пересмотреть реестры. – Здоровяк ободряюще улыбнулся. – Эй, вы станете работать в том темпе, который сами выберете, и не будете маячить перед управляющим и его лизоблюдом. Может, вам еще и повезет найти что-нибудь хорошее, что можно будет оставить себе.
– С хорошими шансами, – Рейнс все еще был недоволен, но уже куда меньше: Диллон напомнил о возможностях.
– Так-то лучше, – кивнул здоровяк. – Просто сосредоточьтесь на работе, и перестанете обращать на Голика внимание. Вы – фуражиры. И знаете, что это подразумевает? Охоту за забытыми припасами и полезным оборудованием. Как нам всем известно из предыдущих экспедиций, у честных-благородных шахтеров «Вейланд-Ютани» была полезная привычка присваивать запасы своего нанимателя и прятать их в маленьких частных кладовках и нычках, которые они вырезали прямо в скале, в надежде, что смогут провезти часть запрятанного контрабандой и продать на открытом рынке. Они пытались получить прибавку к жалованию. А мы заинтересованы в том, чтобы немного улучшить себе жизнь. Так что больше я не желаю слышать никаких возражений, и не хочу это дальше обсуждать, – продолжил Диллон. – Если вы будете продолжать в том же духе – есть работы и посложнее. Вы делаете это, чтобы помочь своим собратьям-заключенным. Вы сделаете это, чтобы доказать вашу лояльность мне. И я не хочу больше ничего слышать о бедном Голике.
– Да, но… – начал возражать Рейнс. Он запнулся прежде, чем успел начать, и на что-то уставился. Боггс поднял голову. То же сделал и Голик. Диллон медленно обернулся.
В дверном проеме стояла Рипли и оглядывала столовую, где с ее появлением повисла абсолютная тишина. Взгляд женщины замечали все, но никто не встречался с ней глазами. Подойдя ближе, Рипли с неприязнью оглядела одинаковые подносы для еды. Заключенный, дежуривший на раздаче, беззастенчиво на нее таращился – манипулятор безвольно свисал у него с одной руки. Рипли взяла ломоть кукурузного хлеба из широкой пластиковой корзины и повернулась, чтобы еще раз оглядеть помещение. Ее взгляд остановился на Диллоне. Эндрюс и его помощник смотрели на женщину молча, как и заключенные. Управляющий задумчиво следил за тем, как лейтенант подошла к столику здоровяка и остановилась. Эндрюс посмотрел себе в тарелку, а на его лице были написаны понимание и смирение.
– Как я и думал, мистер Эрон. Как я и думал.
Его заместитель нахмурился – он все еще таращился на Рипли.
– Как скажете, сэр. Что теперь?
Эндрюс вздохнул:
– Ничего. Ешь.
Он поднял вилку и погрузил ее в исходящую паром коричневую массу на подносе.
Рипли встала напротив Диллона, за спиной Боггса. Все четверо ели, решительно не обращая внимания на ее присутствие.
– Спасибо за ваши слова на похоронах. Они помогли. Не думала, что отреагирую подобным образом на нечто столь бессмысленное, как слова, но я ошибалась. Просто хотела вам сказать, что это было для меня ценно.
Здоровяк упорно смотрел на свою тарелку и с поразительной решимостью гонял по ней еду. Но когда Рипли не двинулась с места, он все же поднял голову.
– Тебе не стоит здесь находиться. Не только на Фиорине… хотя на этот счет у тебя не было выбора… но и в этой комнате. С нами. Тебе следовало остаться в лазарете, там твое место. Убирайся.
Рипли откусила кусок хлеба, задумчиво пожевала. Для сублимированного продукта он был почти вкусным.
– Я проголодалась.
– Клеменс мог принести что-нибудь.
– Мне стало скучно.
Расстроенный, он положил вилку и посмотрел прямо на нее.
– Я не знаю, зачем ты это делаешь. Есть вещи и похуже, чем скука. Я не знаю, зачем ты со мной разговариваешь. Ты не хочешь узнать меня поближе, лейтенант. Я – убийца и насильник. Женщин.
– И в самом деле, – брови, которые она частично выщипала, но полностью не сбрила, приподнялись. – Полагаю, что я заставляю вас нервничать.
