Заключенные не нуждались в запчастях: оборудование, что требовалось им для выживания, было на самообеспечении и отлично работало без лишнего внимания. Так что из воска делали свечи.
Они ярко и весело мерцали по всей мастерской, охапками свисали с потолка, текли в свинцовые формы, изготовленные заключенными. Промышленный воск, продукт развитой цивилизации, отлично подходил для технологий тысячелетний давности.
Заключенный Грегор помогал Голику, Боггсу и Рейнсу укладывать в огромные заплечные мешки самые толстые свечи. Специальные, тщательно подобранные добавки позволяли этим свечам сохранять форму и гореть очень долго. Заключенным приходилось ими пользоваться, поскольку Эндрюс едва ли разрешил бы использовать для личных дел переносные фонари, потерю которых, в случае чего, нельзя было восполнить.
Но люди особо и не возражали. Технология, может, и была примитивной, но между качеством освещения от свечей и драгоценных перезаряжаемых фонарей значительной разницы не чувствовалось. Свет – это свет. А свечей было много.
Голик попеременно запихивал крупные восковые конусы в свой рюкзак, а еду – себе в рот. С его губ сыпались крошки и тоже падали в рюкзак. Рейнс смотрел на него с неодобрением.
– Ну вот, держи, – Грегор взвесил на ладони один из пухлых свертков. – Этого вам хватит. Голик, не суетись. Что это у тебя за чертова еда тут такая? Она неправильно упакована.
Тот, к кому он обратился, тупо улыбнулся и продолжил набивать рот.
Боггс с отвращением смерил его взглядом.
– А что он в принципе делает правильно?
Рейнс фыркнул:
– Ест. Это он довольно хорошо умеет.
В двери появились Диллон и Джуниор.
– Эй, Голик, – промурлыкал здоровяк.
Тот поднял глаза и невнятно из-за набитого рта ответил:
– Да?
– Зажги свечку за Мерфи, а?
Голик улыбнулся, и с его губ посыпались крошки.
– Точно. Я тысячу зажгу, – он внезапно погрустнел. – Он был хорошим другом. Никогда на меня не жаловался, ни разу. Я его любил. Это правда, что его голова раскололась на миллион кусочков? Так говорят.
Диллон помог им надеть громоздкие рюкзаки и хлопнул каждого по плечу, убедившись, что все ремни легли правильно.
– Будьте там осторожны. У вас есть хорошие карты, пользуйтесь ими. Если найдете что-то слишком большое, чтобы унести, обязательно отметьте это место на карте, чтобы другая команда потом смогла его найти. Помню, года четыре назад парни наткнулись на личную заначку консервов какого-то шахтера. Там было столько, что хватило бы подсластить нам трапезы на несколько месяцев. Но они отметили место на карте неправильно, и с тех пор мы никак не можем найти его снова. Может, вам троим сегодня повезет.
Боггс издал непристойный звук, и вокруг раздались смешки.
– Это про меня. Я всегда был везунчиком.
– Ну ладно, – Диллон отошел в сторону. – Отправляйтесь и не возвращайтесь, пока не найдете что-то стоящее. И не свалитесь в какую-нибудь стометровую скважину!
Здоровяк смотрел, как они исчезают в тоннеле, смотрел до тех пор, пока расстояние и изгибы коридора не погасили свет от свечей. Затем Диллон и Джуниор неторопливо направились в сторону зала собраний. У Диллона имелись свои задачи, требовавшие внимания.
Квартира Эндрюса была просторной, хотя и обставленной по-спартански. Как управляющий, он получил жилище, где прежде обитал начальник шахты. У него было много места, но недостаточно мебели, чтобы заполнить все пространство. Не обладая большим воображением или тягой к роскоши, Эндрюс запечатал большинство комнат и оставил себе всего три – для гигиенических нужд, для сна и для приема посетителей.
Сейчас он был занят как раз посетителем и сидел за скромным столом напротив единственного медика колонии. Клеменс был той еще занозой. Технически он являлся заключенным, и с ним можно было обращаться как со всеми прочими. Однако никто, включая управляющего, не подвергал сомнению его уникальный статус – ниже, чем у свободного человека, но выше, чем у отбывающего срок. И зарабатывал Клеменс больше любого другого арестанта. Более того, все они зависели от его услуг, которых больше никто не мог оказать. Включая самого Эндрюса и его зама.
К тому же интеллектуально Клеменс был на голову выше остального населения колонии. Учитывая дефицит на Фиорине блестящих собеседников, Эндрюс ценил его за это качество почти так же высоко, как и за познания в медицине. Особенно с учетом того, что разговоры с Эроном вдохновляли примерно так же, как беседы с бревном.
Но управляющему приходилось быть осторожным: для Клеменса слишком высокое мнение о себе было вредно не менее, чем для любого другого заключенного. Так что, когда они встречались, оба осторожно сплетали глаголы и вальсировали словами с изяществом гремучих змей. Клеменс постоянно натягивал полог независимости, а Эндрюс сдергивал его вновь и вновь.
Над чашкой медика наклонился носик чайника, полился чай.
– Сахар?
– Спасибо, – кивнул Клеменс. Управляющий передал пластиковый контейнер и смотрел, как гость зачерпывает ложкой белые гранулы.
– Молоко?
– Да, пожалуйста.
Эндрюс передвинул по столу жестянку и наклонился вперед, пока Клеменс разбавлял густо-черную жидкость в своей чашке.
– Послушай меня, кусок дерьма, – управляющий заговорил, словно старший брат. – Обманешь меня еще раз, и я тебя на две половинки разделаю.
Медик отставил молоко в сторону, взял свой чай и молча начал его размешивать. В мертвой тишине, что повисла над столом, методичное звяканье ложки о стенки керамической чашки казалось столь же громким и размеренным, как удары молота по наковальне.
– Не уверен, что понимаю вас, – сказал он наконец.
Эндрюс откинулся на спинку стула, буравя взглядом своего гостя.
– В семь ноль-ноль я получил от Сети ответ на мой рапорт. Могу отметить, что, насколько мне известно, в истории данного комплекса это первая передача с приоритетом такой важности. Даже когда на Фиорине шли шахтерские работы и функционировал очистной завод, ей не оказывали такой чести. Ты знаешь почему?
Клеменс отхлебнул чай.
– Связь со срочным приоритетом должна преодолевать подпространство, чтобы исключить разницу во времени. Это дорого.
Эндрюс кивнул.
– Мы с тобой столько денег и не увидим никогда.
– Так, а я вам чем не угодил?
– Эта женщина, – Эндрюс явно испытывал затруднения. – Они хотят, чтобы за ней присматривали. Не более. Они очень ясно дали понять, что она представляет собой чрезвычайную важность. На деле передача показала, что всю нашу деятельность тут может поглотить черная дыра, если мы не позаботимся, чтобы женщина была жива и в добром здравии к тому времени, как прибудет команда спасателей.
