– Я всегда увлекалась наукой и техникой. – Она хрипло хохотнула, но шлем приглушил звук. – Даже выиграла олимпиаду на уровне штата в детстве. Наверное, тогда-то меня и заприметила Лига, задолго до того, как я узнала о ее существовании.
Люк старательно запоминал ее слова. Штат – значит, выросла она, скорее всего, в Америке. Он открыл рот и тут же его закрыл. Если он признается, что тоже любит науку, она узнает о нем еще больше.
– Кучу времени, наверное, на это потратила.
– Базовую модель мне дали в Лиге.
Игла мерцала, то поднимаясь, то опускаясь. Люк старался не обращать внимания на странное чувство, когда нить проходила сквозь онемевшую кожу.
– Я его доработала, чтобы он соответствовал моим запросам.
– Добавила уши и когти.
– Например, уши и когти. – Снова хриплый смешок.
– Что за кошачья тема?
– Что за мышиная тема?
Загнала его в угол.
– Это не только моя тема.
– Но еще и твоего… коллеги.
Люк хотел пожать плечами, но не стал, вспомнив, что у него в коже иголка.
– Ну серьезно, почему ты выбрала именно кошку?
Она сделала еще несколько стежков и закончила, завязав узелок. Люк решился взглянуть – и увидел у себя на ребрах аккуратную, точную линию. Она выпрямилась, собирая иглы и остатки нити в пластиковый пакетик, где они лежали вместе со всевозможными иглами и салфетками. Когда она отдала все это ему, Люк моргнул.
Точно. Там его кровь. Его ДНК. Но – вот она отдает все это ему. Обливает руки санитайзером, стирая с себя его следы.
– У меня в Лиге была тупая кличка, – наконец ответила она. – Ну, я и решила воспользоваться образом. Решила, что он мне даже нравится. У других наемниц тоже был свой фирменный стиль, вот я сделала так, чтобы это, – она обвела рукой когти, ушастый шлем, – соответствовало моему.
– Впечатляет.
– А ты свой костюм сам сделал?
Правдивый ответ может вызвать слишком много вопросов – и последующих ответов.
– Частично.
Отчасти он сказал правду. Какие-то части технической начинки и вправду сделал не он. А роботы в лаборатории.
Она наклонила голову, и Люк проследил за ее взглядом. Она смотрела на его бок, но не на шов, который наложила сама, а на шрамы, которые, как он вдруг осознал, тоже были видны.
На хвост от большого шрама, который шел через всю грудь и заканчивался рядом с нижними ребрами.
Он не двигался, когда она провела по шраму когтем, и кожу закололо там, где прошелся металл. Он ждал, когда она спросит, что это, и ложь уже готова была слететь у него с губ: этим шрамом его наградил преступник из подполья, а не кусок шрапнели, который разорвал его тело. Его сущность.
Но вместо этого она спросила:
– Кто ранил тебя сегодня?
Тон у нее был ледяной. Но холод предназначался не ему, а тому, кто стоял за его раной. Будто она его выследит и отомстит.
Люк был рад, что его лицо было скрыто под маской, поскольку он заморгал от удивления. Но сумел выдавить:
– Ты сама знаешь. Ты же его освободила.
Секунду она молчала:
– А ты его поймал.
– Я их всех поймал.
Воцарилась тишина. Щелкнув выключателем, Женщина-Кошка погасила лампу. Затем встала, подошла к окну и задернула занавески над рулонными шторами. Чтобы не проникал свет с улицы. Потом открыла комод, достала, кажется, два свитера и подоткнула их под щель между дверью и полом. Она сориентировалась в темноте и вернулась обратно к кровати, словно у нее в голове уже была составлена карта всей комнаты.
В кромешной тьме Люк услышал щелчки и шипение: она сняла свой шлем. Он услышал, как мягко зашелестели ее волосы, почувствовал, как на матрас у них за спиной легко опустился ее шлем. Сердце бешено билось у него в груди. Люк ждал.
Она тихо сказала:
– Снимай теперь свой.
Люк мог только повиноваться. Тело зашлось от боли, стоило ему поднять руки, но он все равно снял шлем с головы, наслаждаясь холодным воздухом.
Они сидели, ничего не видя в темноте.
– Мне следовало бы тебя арестовать, – сумел сказать Люк.
– Следовало бы, – согласилась она, и он готов был поклясться, что услышал ее улыбку, – но ты не станешь.
– Нам не следует так поступать.
– Мы пока никак не поступаем.
Ее ироничный голос заставил его повернуться к ней лицом. Протянуть руку в темноту, туда, где должно было быть ее лицо, и пальцем обвести ее черты. Его встретила нежная, мягкая кожа. А волосы, забранные назад… прямые. Шелковистые – густые.
Пальцы Люка погладили ее по волосам, спустились по шее. Он готов был поклясться, что у нее сбилось дыхание. Он обвел пальцем линию кожи над костюмом:
– Зачем ты меня сегодня спасла?
Металл и кожа зашипели, когда она сняла перчатки. Стройные руки нашли его руку, лежавшую на бедре. Перевернули ее тыльной стороной вниз и погладили огрубевшую кожу ладони.
– Потому что мы – две стороны одной монеты.
– Правда? У нас много общего?
Он обводил кончиком пальца вырез на ее шее и ничего не мог с собой поделать. Затем он нашел ключичную впадину и остался там, чтобы ее пульс бился и у него под кожей.
– Ты пытаешься расшатать мой город. А я пытаюсь его спасти.
Через костюм он едва чувствовал, как ее руки скользят по его ноге, по животу, по груди.
– А там есть что спасать?
– Ты сама сказала, что здесь живут хорошие люди, что я должен их защищать.
– А коррупция, а неработающая власть? Их стоит спасать?
– Это тоже часть города – и именно такие люди наживаются на хаосе.
– Но это будет не постоянный хаос. Просто… временный.
– И длиться он будет, пока ты не продашь то, что украла у Ниссы тому, кто больше всех предложит?
И снова он услышал улыбку в ее голосе:
– Возможно.
Он уже открыл было рот, но она спросила:
– А тебе не надоедает сражаться за хороших?
– Нет. Я был таким задолго до того, как впервые надел этот костюм.
Ее руки исследовали его торс, шрам у него на груди. Люк поежился, когда кончики пальцев пробежались по толстому рубцу.
– Какой ты благородный.
– Зачем ты здесь?
Не в Готэме. А в этой комнате. С ним.
Ее пальцы замерли. Он почувствовал на себе ее дыхание и понял, как близко они придвинулись друг к другу. Почувствовал каждый сантиметр ее бедра, прижатого к его бедру, тепло ее тела. Не хладнокровная, сотканная из тьмы фигура, а живая и обжигающая.
