И когда эти пальцы сомкнулись вокруг ее руки и ее надрывный от боли вдох заполнил квартиру, заполнил весь мир…
Селина взорвалась.
Первым лег темноволосый коп. Сначала удар снизу кулаком в челюсть, чтобы голова задралась. Затем локтем в нос, чтобы окночательно уложить противника. Он потерял сознание еще до того, как приземлился на ковер.
Соцработник закричала, но Селина уже занялась усатым, который несся на нее, все еще сжимая Мэгги своей мясистой рукой.
Селина влетела в него. Он тут же отпустил Мэгги, вытянув руки, чтобы схватить Селину и оттолкнуть ее. Вместе они врезались в стену. От удара потрескалась штукатурка.
«Маленькая…» – выплюнул он, умолкнув, когда Селина увернулась от его захвата, уклонилась от другого неуклюжего броска и ее кулак соединился с его лицом.
Ее тело заливалось от боли, раны раскрывались, синяки ныли.
– Беги, – только и смогла она сказать Мэгги.
Но ее сестра застыла, не двигаясь, широко раскрыв глаза. Ужас стер краску с ее лица.
Тонкие белые руки снова схватили Мэгги. Соцработник.
– Она никуда не пойдет.
Эти руки, эти руки и это холодное и злобное лицо…
Селина оттолкнула женщину. Сильно.
Настолько сильно, что она влетела в стол, раскидав стулья.
Мэгги закричала, и Селина обернулась в полуприседе, выставив вперед кулаки.
Слишком медленно. Усатый коп уже встал. У нее не осталось времени, чтобы увернуться, прежде чем ее тело прошил разряд боли. Прежде чем его мерзкое, залитое кровью лицо растянулось в улыбке и он вставил электрошоковое ружье ей прямо в шею.
Тело зашлось в агонии – все накренилось…
И ничего.
* * *
Она очнулась из-за гудения лампы дневного света.
Язык лежит во рту, как сухая, плотная тяжесть, вместо головы – пульсирующее месиво, а тело…
Сидит в стуле. Приковано наручниками к металлическому столу перед ней.
Отделение полиции.
Селина тихо простонала, осмотревшись. Крохотная комната. Ни зеркал одностороннего видения. Ни динамиков, ни камер, ничего.
Она подергала наручники, чтобы проверить, застегнуты ли они. Застегнуты.
Мэгги…
Металлическая дверь с шипением открылась, и Селина взяла себя в руки.
Но к ней вошла не соцработник в дешевом костюме и не полицейский, который разглядывал Селину дольше, чем нужно. А высокая, стройная женщина, с волосами чернее ночи и медово-золотой кожей.
Селина повидала довольно бизнесменов, с которыми Фальконе любил корешиться, чтобы сразу определить, что белый брючный костюм был сшит по-настоящему хорошо. А опыт, полученный у Мики, ей подсказывал, что изящные золотые драгоценности на шее посетительницы были подлинными и очень дорогими. Хороший маникюр, шелковое полотно волос, уложенных модным каскадом, красная помада на полных губах – все это кричало о больших деньгах.
Это точно не социальный работник.
Женщина, не торопясь, прошла к столу и пустому стулу, ярко-красными ногтями постукивая по толстой папке, которую она держала в руках. Личное дело Селины Кайл.
Дела плохи.
– Где Мэгги?
Вместо слов – низкий хрип. Вода – ей нужна вода. И аспирин.
– Меня зовут Талия.
– Где. Моя. Мэгги?
У нее все силы уходили на то, чтобы держать голову прямо – там, куда ее ударили током, расцвел синяк, боль от которого расходилась по спине и шее.
– Тебя зовут Селина Кайл, и тебе семнадцать. А через три недели будет восемнадцать.
Щелчок языком – она опустилась на металлический стул напротив Селины, открыла толстую папку и принялась листать страницы. Стол был слишком длинный, и Селина не видела, что именно она читает.
– В таком возрасте у тебя уже внушительный список достижений.
Шелест, щелчок, шипение.
– Подпольные бои, кража, вооруженное нападение…
В ней боролись гордость и стыд. Стыд перед Мэгги, которая может узнать голую правду о ее преступлениях… Селина понимала, что если ее сестра услышит об этом, она не сможет вынести ее взгляда. И гордость от осознания, что все это сделала она сама, что она выживала так, как могла, и дала своей сестре все, на что была способна.
Но Селине удалось включить спокойный и скучающий тон.
– Меня никогда не судили за кражи и нападения.
– Нет, но обвинения уже предъявлены. – Красный ноготь постучал по бумаге. – Через несколько дней тебе вынесут приговор, и недавняя драка с двумя полицейскими и госслужащим только отягощает дело.
Селина, нахмурившись, уставилась на женщину.
Из комнаты – из отделения – ей не улизнуть. А даже если она и выберется, еще ведь нужно найти Мэгги. Туда за ней копы и явятся в первую очередь. Талия напряженно улыбнулась, обнажив слишком белые зубы.
– Тебя полицейские украсили синяками?
Селина не ответила.
Талия снова пролистала бумаги, пытаясь что-то найти.
– Или разбитые кулаки и синяки ты получила в подпольных боях для Кармайна Фальконе?
Молчание. Пантера не расколется. Селина молчала оба раза, когда ее приводили в отделение. И она не собиралась говорить в этот раз.
– Ты знаешь, что означают три недели до восемнадцатилетия в Готэме?
Талия наклонилась к ней, положив руки на стол. В ее речи слышался легкий акцент, раскатистое урчание.
– Лотерейные билеты можно покупать?
Снова призрак улыбки.
– Это значит, что тебе очень повезет, если судья поступит с тобой, как с несовершеннолетней. Это твой третий привод. Ты в любом случае окажешься за решеткой. Вопрос только в том, будет ли это тюрьма для малышей или клуб для взрослых девочек.
– Где. Моя. Мэгги.
Вопрос был не просто криком, при котором закипала ее кровь. Он был отчаянной потребностью.
Талия откинулась назад на стуле и подвинула Селине папку с канцелярской скрепкой.
– Твоя сестра в ист-эндском приюте в Бауэри.
Господи. Если их дом был помойкой, то район Бауэри по праву считался настоящей свалкой. В этом районе были такие банды… Даже Фальконе с ними не связывался.
Селина положила руки на папку, которую придвинула Талия: на самом верху – фотография мрачной, тесной спальни. Новая спальня Мэгги.
Селина перевернула фото, скрючив пальцы.
– Бог знает, кто там всем заправляет, – размышляла вслух Талия, просматривая оставшуюся часть личного дела Селины.
– Ты меня специально доводишь, чтобы они могли мне в папку подшить «нападение на первоклассную суку»?
