– Вы, Ирочка, не переживайте так. Недельку потерпите – и можно обратно въезжать.
Ирина посмотрела на нее со скорбным недоверием.
– Вы, главное, мужа лечите. И не переживайте, скоро дом опять ваш будет.
Поздно вечером в дверь забарабанили так, что Никита чуть коньяком не подавился. Спрятал бутылку за кресло, открыл дверь – и увидел Катю. В руках она держала какие-то рыжие цветы, завернутые в мокрую тряпку. Никита, хоть и был уже слегка пьян и потому благодушен, насторожился – в последний раз соседка сама заходила к нему в гости, когда Витек нагонял на Вьюрки тоскливый ужас своим воем. Входить Катя не стала, стояла в дверях, теребя цветы и поглядывая на Никиту – тоже настороженно, исподлобья.
«До чего ж она все-таки странная», – подумал Никита и наконец решил разрядить атмосферу:
– Это что, мне?
– А… – кажется, Катя только сейчас вспомнила о цветах. – Нет. У Зинаиды Ивановны взяла… Это бархатцы. Цветы мертвых.
Никита, к стыду своему, немного испугался, и Катя это заметила:
– В фольклоре. В мексиканском фольклоре бархатцы – цветы мертвых. И я не за этим вообще… Павлов, я знаю, что происходит. Давно уже знаю.
И тут то ли сыплющее мелким дождем небо разразилось наконец одинокой молчаливой молнией, то ли в Катиных глазах действительно вспыхнули на мгновение яркие, белые огоньки. Приятное опьянение будто сдуло, и Никита испугался уже по-настоящему. А Катя как назло еще и ухватила его за руку, царапнув ногтями по запястью:
– Пойдем, я покажу. Мне нужен свидетель…
– Иеговы? – внезапно выдавил он.
– Что? – Катя разжала пальцы и отступила на крыльцо. – Тебе смешно? Смешно, да?!
– И у тебя теперь теория? – хмыкнул Никита, почуяв, что в этом его спасение. – В очередь вставай. Геомагнитная аномалия? Психотронное оружие? Конец света? Инопланетяне?..
– Пьянь, – с ненавистью прошептала Катя и, развернувшись, исчезла в мокрой темноте.
– Чокнутая, – не остался в долгу Никита, захлопнул дверь и облегченно вздохнул. Ведь Пашка и впрямь рассказывал ему, что у Кати, по слухам, какой-то внушительный психиатрический диагноз, потому и замуж ее никто не берет.
Ему уже было стыдно – и за свою внезапную бабскую панику, и за то, что так обошелся с Катей. Никита достал коньяк и с отвращением сделал большой глоток.
Но он был уверен, что ему не показалось – он действительно видел бледное пламя, сверкнувшее на секунду в ее зрачках.
Охота
У бухгалтерши Лиды дачка была маленькая, неприметная, скромная – вся в хозяйку. Лида в свои сорок с небольшим имела уже полное право считаться старой девой, а на вид была даже не старой, а какой-то допотопной: носила длинные юбки и платочки, под которыми прятала тонкую седоватую косицу. На дачу Лида приезжала в самом начале сезона и сразу принималась трудиться. Каждые выходные она в одиночку старательно копала, сажала, удобряла, подрезала. Сметала в кучу сухие прошлогодние листья и веточки, вычищала до блеска свою одноместную дачку, помогала выбраться из-под земли первоцветам, оградки им из щепок сооружала, чтобы не наступить случайно. А потом, в благословенные дни летнего отпуска, окончательно переезжала в свое маленькое ухоженное царство. Но не грелась праздно на солнышке, а продолжала неутомимо работать. Чтобы и сад, и огород были образцово-показательными, чтобы, глядя вокруг, чувствовать тихую радость и понимать – все не зря живешь – дело делаешь. «Лида – труженица», – уважительно говорили соседи, и от этого она тоже ощущала тихую радость. Но не гордость, нет, грешно гордиться.
Тем утром Лида пропалывала клубнику. Удобно устроившись на низкой скамеечке, она выдергивала крохотные розетки одуванчиков и бодяка – от этих врагов навсегда не избавишься, сколько ни старайся, ни выкапывай их долгие мясистые корни. Кустики клубники никли под тяжестью ягод – третий урожай уже. Лида и варенья наварила со стевией, сахарной травой, и деткам соседским раздала, и сама наелась как никогда в жизни. Клубника была сладкая, вкусная, но Лида беспокоилась, не истощит ли это бесконечное плодоношение сами растения. А если подкармливать постоянно – тоже навредить можно. Лида сорвала глянцевую ягоду, отправила в рот – сладость невозможная. Как же на даче хорошо, и что уехать отсюда теперь нельзя – тоже, в общем-то, хорошо. Кто ее там, в городе, ждет, разве что начальство. А лето, которое уже пятый месяц тянется, – так это вообще прекрасно, чудны дела твои…
Закачались ветки крыжовника у забора, и сильно так закачались, хотя ветра не было. Лида подняла голову. Ветки все еще подрагивали, но уже другие, правее, как будто кто-то медленно пробирался вдоль забора по кустам. Кошка, подумала Лида, от той старушки забежала, как ее там, то ли Тамара, то ли Варвара.
– Кис-кис, – позвала Лида.
Никто из крыжовника не вышел, а ветки продолжали качаться. Лида заправила под платок выскользнувшую челку, присмотрелась. Ничего постороннего она в кустах не заметила, а крыжовник у нее был аккуратно подстрижен, прятаться вроде бы негде. Ну, на то она и кошка, захотела – пришла, захотела – ушла…
Неизвестный гость тем временем перебрался из крыжовника в заросли топинамбура. Эту земляную грушу, на вкус ничего общего с грушей как таковой не имевшую, Лида растила скорее для красоты. Из высоких стеблей получалась неплохая живая изгородь. И вот сейчас эти стебли беспокойно качались из стороны в сторону, а еще Лида услышала треск и шуршание. Ежик, с облегчением догадалась она, ну конечно же, ежик, самого не видно, а топает как слон. Сфотографировать бы его – Лида тщательно документировала каждый визит дикой живности на свой участок. Просто так, для себя. Зверюшек она любила, мечтала в детстве стать зоологом – а стала бухгалтером, сама не поняв, как так вышло.
Маленький красный фотоаппарат она хранила на полочке в прихожей именно для таких случаев. Лида бесшумно метнулась к дачке, открыла дверь, схватила не глядя свою мыльницу и на цыпочках подошла к зарослям топинамбура. В них по-прежнему что-то шевелилось. Не спугнуть бы, ежики быстро бегают. Одно резкое движение – и все, укатилась колючая капля.
Не отводя взгляда от дисплея мыльницы, Лида раздвинула подрагивающие стебли и от неожиданности тут же нажала на кнопку.
Что-то темное и крупное, совсем не похожее ни на кошку, ни на ежа, притаилось в зарослях. Ошарашенная Лида тщетно пыталась понять, где у этого существа голова, где ноги, где вообще что. А в следующую секунду посреди этой бесформенной шевелящейся массы распахнулась огромная пасть. В ней не было ни языка, ни нёба – только неисчислимое множество зубов, острыми рядами уходящих в багровую глотку. Лида взвизгнула и отшатнулась, улетел куда-то фотоаппарат, а темная тварь прыгнула на нее. В последний миг Лида успела почуять теплую волну гнилого мясного запаха из пасти, внезапно и полностью заслонившей весь мир вокруг.
Ближе к вечеру заглянула соседка – взять у Лиды клубники на варенье, как договаривались. Постояла у калитки, позвала, потом зашла на участок. Все было как обычно – чистенько, ухожено, только самой хозяйки не видать. Соседка позвала еще, а потом ушла, решив, что Лида куда-то отлучилась или вздремнуть прилегла после трудов праведных.
