Женщина, не переставая мешать в кастрюле и не поворачивая головы, буркнула:
– Прямо по коридору до конца.
– Скажите, а он сейчас дома?
Женщина наконец-то взглянула на меня:
– Тоже, что ли, на пьянку заявилась? Вроде не похожа, выглядишь по-интеллигентному, не как его марамойки.
– Я частный детектив, Татьяна Иванова, – представилась я.
В это время послышался плач ребенка, и женщина метнулась из кухни в коридор. Потом она вернулась с ребенком на руках. Малыш, завернутый в пеленку не первой свежести, отчаянно плакал.
– Да замолчи ты, зараза! – прикрикнула на него женщина, и – вот чудо! – ребенок вмиг перестал плакать.
– Только крик и понимает, – констатировала женщина, одной рукой держа ребенка, а другой продолжая мешать ложкой в кастрюле. – Так чего этот ублюдок Сережка натворил? – поинтересовалась она.
– Мне, собственно, не он нужен, а его друг Алексей Афиногентов. Знаете такого? – спросила я.
– А то! – хмыкнула женщина. – Всех дружков его как облупленных знаем! Только Сережка сейчас один в своей конуре обретается.
– А Алексей где? – спросила я.
– А этот тоже был, да только вышел недавно, наверное, за очередной порцией отправился, – объяснила женщина. – Да придет скоро. Куда он денется. Подожди, если есть до него дело.
– Скажите, – не удержалась я от вопроса. – Неужели вас не собираются сносить? Ведь жить здесь… просто слов нет.
– Эх, милая моя, – она горько вздохнула. – Да нас уже миллион сто первый раз сносили. На бумаге, правда. Отчитались, где надо, денежки, которые предназначались переселенцам, поделили между собой, а мы как жили-были в этой трущобе, так в ней и остались. Полы здесь, сама видишь, какие. Утепляемся сами, как можем. Даже летом порой приходится валенки надевать и телогрейку. А чего тут удивляться? Нас же за людей никто не считает!
Я пошла по длинному коридору и вскоре оказалась перед приоткрытой дверью. Судя по алкогольно-табачному запаху, который доносился из двери, я оказалась у цели. Я осторожно открыла дверь пошире и стала осматривать комнату. Всю ее обстановку составляли стародавний шкаф для одежды, два стула, из которых клочьями торчала набивка, и деревянный ободранный стол, уставленный целой батареей бутылок и несколькими гранеными стаканами, настолько мутными, что они казались темно-коричневыми. В комнатушке царил полумрак, поэтому я не сразу обнаружила сидящего на полу тщедушного мужчину, на вид которому можно было дать никак не меньше семидесяти лет. Обхватив длинными худыми руками голову с всклокоченными остатками волос, он раскачивался и что-то бормотал.
– Вы Сергей Одинцов? – спросила я мужчину.
Он на секунду прекратил раскачиваться и попытался сфокусировать на мне свой взгляд. Но у него это не получилось. Он протянул дрожащую руку к столу и, нащупав одну из бутылок, поднес ее ко рту. Но алкоголика ждал облом: бутылка была пустая. Он отбросил ненужную тару в сторону.
– Так вы Сергей? – снова спросила я.
– Хм… А хто его знает… – глубокомысленно наморщив лоб, произнес пьяница. – А ты-то? Хто такая будешь?
– Мне нужен Алексей, твой дружок, – отбросив вежливое «вы», пояснила я цель своего визита.
– А-а, – он вдруг рассмеялся смехом идиота. – Слышишь? Тише, тс-с, – он приложил грязный палец к губам.
– Что я должна слышать? Я ничего не слышу.
– Не слышит она! Я вот все слышу! Это черт! Он снова пришел сюда! Опять зовет меня к себе! А я не хочу! Мне и здесь хор-рошо!
Он все так же продолжал раскачиваться.
– Так где твой дружок Алексей? – продолжала я спрашивать алкаша.
Он вдруг поднял на меня бессмысленные глаза и заорал:
– Ой, как б-больно! Больно, жжет везде, печет! Пальцам больно! Зачем вы загоняете в меня иголки! Черти! Черти! Мрак, везде мрак! Не м-могу терпеть! Уйдите, не тычьте папиросы в меня, ироды! Я сейчас с ума сойду! У м-меня башка расколется пополам! Что ты, черт, делаешь? Что-о делаешь, что мне дела-ать?!
Вот это уже самая настоящая алкогольная горячка, «белочка», как говорят в народе. Неожиданно алкоголик замолчал. И почти в это же самое время в открытой двери показалась долговязая фигура. Увидев меня, парень бросился бежать. Но будучи уже в изрядном подпитии, хотя, конечно, до состояния Сергея ему было еще далеко, Алексей далеко убежать не мог.
– Стой! – крикнула я и бросилась за ним.
Тут из соседней комнаты очень некстати настежь распахнулась дверь, и из нее выкатилась коляска с лежащим в ней младенцем. Мне пришлось притормозить еще и потому, что пожилая женщина, по всей видимости, бабушка, которая, выкатив коляску, показалась из-за двери, увидев меня, закричала:
– Вот еще одна шалава! Чтоб вас всех громом поразило!
Я обогнула коляску и продолжила преследовать Алексея Афиногентова. Нагнала я его во дворе. Собственно, бежать отсюда ему было просто некуда: впереди был глухой высокий забор. Афиногентов мог бы скрыться, если бы вовремя сообразил и побежал не в глубь двора, а на улицу. Но мозги, отягощенные изрядной дозой алкоголя, не смогли дать своему хозяину правильную установку. Я схватила беглеца за руку и стала думать, куда бы его привести, чтобы допросить по поводу телефона Елизаветы. Снова идти в коммуналку мне совсем не хотелось: уж слишком невыносимое амбре пропитало эту ночлежку, другое слово просто трудно подобрать. К тому же разговаривать в компании находившегося в горячечном алкогольном бреду Сергея Одинцова тоже было не с руки. Я приметила в самом конце двора полуразвалившуюся лавочку и потащила туда Афиногентова.
– Ну, давай, говори все как на духу, – приказала я парню, когда он сел рядом.
– Чего? – он уставился на меня осоловелыми глазами.
– Рассказывай, говорю, как ты убил женщину? – прикрикнула я на него.
– Чего? Какую женщину? Ты кто ваще такая? Чё привязалась? – начал хорохориться Афиногентов. – Я к другану пришел, а ты весь кайф обломала! А ну, пусти!
Афиногентов попытался вырваться, но я крепко держала его за руку.
– Я – частный сыщик, расследую убийство. Ты давай дурака не валяй! – повысила я голос. – К другану он, видите ли, пришел! Твой друган мало того что не помнит себя и лыка не вяжет, так у него еще и классическая белая горячка наблюдается. Так ты будешь говорить? Или поедем сейчас в отделение, а уж следователю, который расследует убийство, ты выложишь все от начала до конца. Зачем убил, как убил и чем убил. Сядешь, как миленький, снова.
– Да чё ты шьешь мне «мокрое» дело? Никого я не убивал! – сорвался на крик Афиногентов.
– Не ори! Ты позвонил вечером шестого сентября Елизавете Максимовне Городенчиковой. Так? Так! А через несколько часов после твоего звонка ее обнаружили убитой у себя в квартире, – сказала я.
– Чё еще за Елизавета? Не знаю такую! – снова начал тянуть резину Алексей.
