– И куда именно она уехала?
– Так я не знаю, – Анна снова как будто удивилась зубовской непонятливости. – Она же не докладывается. Могла снова на Камчатку махнуть или в Крым, или во Вьетнам, к примеру. Это же Ева.
Возможно, с точки зрения Анны, фраза «это же Ева» многое объясняла, но с точки зрения Зубова, она лишь напускала в происходящее еще больше тумана. Если Евы Бердниковой не было в городе с прошлой зимы, значит, совершить преступления она вряд ли могла.
– Скажи, а когда Ева возвращается из своих поездок, она сообщает тебе о своем возвращении? – спросил он Анну. Ответ был очень важен, и Алексей напряженно ждал. Анна задумчиво молчала.
– Ну, слово «сообщает» тут, конечно, не подходит, – наконец сказала она. – Но она появляется, да. Может, не сразу после приезда, но в течение пары дней или недели. Забегала, приносила сувениры какие-то дурацкие.
– Но в этот раз ты ее с прошлой зимы не видела?
Анна снова подумала.
– Ну да, в конце февраля она позвонила, сообщила о своем отъезде. То есть не исчезла без предупреждения. Да, точно. Где-то после двадцать третьего: выходные кончились, и я уже вышла на работу. Я спросила, куда она на этот раз, но она не стала рассказывать. Мол, мне не нужно этого знать. И все. Больше я ее не видела.
– И за все это время она тебе ни разу не звонила? – уточнил Зубов.
– Нет. – Анна, нахмурившись, забрала тарелку, которую за разговором успел опустошить Зубов, и поставила другую – с мясом и картошкой, сдобренной какими-то ароматными травами. – Алешенька, ты пойми, во многом именно благодаря Еве мы не очень нормальная семья. В наших отношениях много уродливого и непонятного. Так кажется со стороны. Но поверь, ее поступки для нее самой совершенно естественны и нормальны. Так было всегда. Ева приходит и уходит, появляется и исчезает, когда считает это необходимым. Она, как ветер, который невозможно поймать, как бы ты этого ни хотел. Ловишь его, а он все равно ускользает между ладошками.
– А если она, к примеру, умерла? Как ты про это узнаешь? – настаивал Зубов.
Анна рассмеялась. Громко, заливисто, будто он сказал что-то невесть какое смешное.
– Господи, Алешенька! Какой же ты, оказывается, дурачок! – нараспев сказала она и звонко поцеловала Зубова в щеку. – Как я могу не узнать, если я ее близнец! Как бы мы ни относились друг к другу, какой бы странной и временами невыносимой она ни была, Ева – моя сестра, и я всегда чувствую ее незримое присутствие, внутреннюю связь. Поэтому я уверена, с ней все хорошо. Я это просто знаю, и все.
Она снова поцеловала Зубова, но теперь поцелуй стал другим, не ласковым и насмешливым, а настойчивым и требовательным. Не откликнуться на него было невозможно, Зубов и откликнулся, со всем жаром, на который был только способен, и перестал думать обо всем остальном.
Результатами его изысканий Лавров назавтра был весьма недоволен.
– Леха, ты чего, не в себе? – с подозрением спросил старший товарищ. – У тебя на почве любви в голове помутнение? Ты почему ни адреса этой самой Евы не взял, ни фотографии? Мало ли, что твоя Анна считает. Вернется ее сестра в город, так обязательно ей позвонит… Если у них такие странные отношения, то она вполне могла и не уведомлять о своих перемещениях. Прикинь, если она в городе и мочит всех направо и налево…
Зубову снова стало страшно. Очень страшно. Он моментально покрылся холодным потом. Он прекрасно помнил рассказ фотографа Егора о странной беседе в галерее. Потому как Анна, его Анна, была там и тоже упомянула, пусть и вскользь, как предпочла бы умереть. А значит, и ей грозила опасность.
– Знаешь, – хрипло сказал он Лаврову, – пробей адрес этой Евы через базу и вообще проверь, есть ли у нас на нее хоть что-то. А я в психбольницу смотаюсь, поговорю с Олимпиадой Сергеевной про ее сводную сестричку, которую она пыталась принудительно лечить. Пусть расскажет, от чего именно.
В конце дня сыщики снова собрались в отделе, чтобы обменяться полученной информацией. Лавров ничего нового не узнал. По месту прописки гражданки Бердниковой Евы Сергеевны не обнаружилось. По словам соседей, квартира стояла пустой больше года. Там никто не появлялся, и никаких звуков оттуда не доносилось.
Старушка-соседка, живущая с Евой на одном этаже, заверила майора, что Ева уехала надолго, причем собиралась и уезжала в спешке. По крайней мере, она перенесла в квартиру к соседке свои комнатные цветы, чтобы та их поливала. Домашних животных молодая женщина не держала, потому что частенько подолгу путешествовала, а вот цветы в горшках любила. В прошлые свои отъезды она просто давала старенькой соседке ключ, чтобы та ухаживала за растениями и заодно проверяла квартиру, все ли в порядке, а в этот раз попросила разрешения перетащить горшки и ключей не оставила.
– Она объяснила почему? – спросил Лавров.
– Нет. – Благообразная седая старушка с аккуратно уложенными буклями, бедненько, но чисто одетая, покачала головой и мелко перекрестилась. – Сказала только, чтоб я не обижалась, но в квартиру заходить не надо. Если ей не надо, так мне и тем более.
Искушение осмотреть квартиру Евы Бердниковой было сильным, но Лавров понимал, что санкции на это никто не даст – подозревали Еву они постольку-поскольку, а улик у них вовсе никаких не было. Хотя, может быть, улики скрывались именно за этой обитой коричневым дешевым дерматином дверью. Черт, как попасть внутрь? Немного потоптавшись перед дверью, он набрал номер Зубова.
– Леха, а ты можешь позвонить своей крале? Вдруг у нее есть ключи от квартиры сестры?
Алексей ответил без энтузиазма, но поставленную задачу все-таки выполнил и спустя пять минут перезвонил.
– Нет у нее ключей от квартиры Евы, – сухо сообщил он. – У них это не принято – совать нос в чужую жизнь и чужую квартиру. Я уж заодно и про фотографию спросил, раз раньше облажался. Фотографии у нее, конечно, есть, хотя и не очень свежие. Вечером пообещала показать. И я отберу нужную.
– И то хлеб, – сказал Лавров, еще раз задумчиво посмотрел на запертую дверь, явно скрывающую какую-то тайну, и, вздохнув, отправился восвояси.
О своем неудачном визите на квартиру единственной подозреваемой он и рассказывал сейчас Зубову, злясь как на отсутствие какой бы то ни было путной информации, так и на себя самого. У него был необходимый любому уважающему себя сыщику набор отмычек, и вскрыть немудреный замок на Евиной двери было раз плюнуть. Но он так и не смог преступить через себя, решив действовать правильно и по закону.
– А ты что узнал? – спросил он, стараясь отвлечься от чувства острого недовольства собой. – У этой психической докторши?
– Докторша-то явно не в себе, – согласился Зубов. – Она для врача-психиатра какая-то слишком дерганая. Нервная система у нее ни к черту, и она явно что-то скрывает. Такое у меня сложилось впечатление. Причем еще тогда, в первый раз. Но поведала она мне действительно массу интересного. Я сейчас тебе расскажу, а ты делай выводы, потом сопоставим, проанализируем информацию вместе.
