– Потому что как раз этот неведомый преступник, по ее мнению, и был психически болен. Неадекватен. Я продолжала настаивать на повторной госпитализации, но она рассердилась, накричала на меня и убежала. Предпочла спрятаться, а не лечиться.
– Она не спряталась, она уехала из города, – сказал Лавров. – Это было в прошлом феврале и с тех пор, по словам соседей, она не возвращалась домой. Кстати, вы не знаете, почему она не сдала квартиру, раз уезжала надолго? Денег у нее не то чтобы много.
Теперь Олимпиада выглядела озадаченной.
– Ева не могла уехать из города и не возвращаться с февраля, – сказала она. – По крайней мере, в середине июня она была в городе. Я точно знаю.
– Вы это точно знаете? – подался вперед Зубов. – Вы ее видели?
– Я ее не видела, но точно это знаю. В середине июня она приходила к нам домой, когда я была на работе, и довела мою мать до инсульта.
На этих словах Крушельницкий подошел к Олимпиаде и обнял ее за плечи. Она досадливо высвободилась. Не хватало еще этих «телячьих нежностей» на глазах у двух полицейских. Полицейские эти и так выглядели вконец запутавшимися.
– Погодите, Олимпиада Сергеевна, – сказал, помолчав, Сергей Лавров. – Мы сейчас не очень поняли, что именно вы пытаетесь нам сообщить.
– Я ничего не пытаюсь вам сообщить. – Липа устало поморщилась, разговор утомил ее. – Вы считаете, Ева в феврале прошлого года покинула город и больше не возвращалась. Но это не так. В июне она совершенно точно была в городе, потому что приходила к нам домой в мое отсутствие. После ее ухода у моей мамы случился инсульт, от которого она не оправилась до сих пор.
– А что именно произошло, можно уточнить? – поинтересовался Зубов. – Я, конечно, не врач, но если у вашей мамы случился инсульт, то как она вам могла сообщить о том, что его причиной стала Ева Бердникова? Вас же, как вы сами сказали, дома не было.
– Я вернулась домой с работы и нашла маму в прихожей. Она была в сознании, но у нее парализовало левую половину тела. Говорить она не могла, только с трудом выговаривала имя Евы. Я вызвала «Скорую помощь», маму увезли в больницу, и о случившемся в тот день она смогла рассказать мне только через два месяца, когда к ней потихоньку начала возвращаться речь. Тогда я и узнала, что к ней приходила Ева, которая требовала у мамы достать ей лекарства.
– Наркотики? – сухо спросил Лавров, хотя ответ был ему и так известен.
– Барбитураты. Ей зачем-то был нужен тиопентал натрия. Это препарат, применяющийся для внутривенного наркоза. Хотя в принципе я видела в своей жизни пациентов, которые имели зависимость от тиопентала и проходили комплексное лечение, чтобы от него избавиться. Но в прямом смысле слова это не наркотики, нет.
– Почему Ева пришла за этим препаратом к вашей маме? Вы дома держали что-то подобное?
– Конечно, нет. – Липа слабо усмехнулась. – Мама – участковый педиатр, давно на пенсии. Почему Еве в голову взбрела такая глупость, я не знаю.
– Олимпиада Сергеевна, вообще-то в нашем разговоре нет ничего смешного, – мрачно сообщил Зубов. – Хочу вам напомнить, что мы с моим коллегой расследуем два убийства и покушение на совершение третьего. Егор Ермолаев остался жив чудом, но, по крайней мере, ему не вводили никаких лекарственных препаратов. А вот других жертв – Михаила Бабурского и вашего коллегу Игоря Зябликова, как показала экспертиза, незадолго до смерти «отключали», сделав инъекцию сильнодействующего барбитурата. Вполне возможно, этого самого тиопентала или его аналогов. Название лекарства я слышу не впервые, об этом лекарстве мне многое известно. И я знаю, Олимпиада Сергеевна, что тиопентал применяется не только в анестезиологии, но и в психиатрии. Его используют для снятия эпилептического статуса, больших эпилептических припадков, при опасном повышении давления у пациентов, а также для наркосинтеза и наркоанализа, как способах обследования пациентов. Поэтому повторю свой вопрос. У вас дома был тиопентал, за которым приходила Ева?
– Не было и не могло быть, – вмешался в разговор Крушельницкий. – Вы вообще хотя бы отдаленно представляете, как налажен учет психотропных препаратов в больнице? Забрать его домой или использовать не по назначению совершенно невозможно. Это я вам со всей ответственностью заявляю.
– Во время обследования Евы Бердниковой вы использовали тиопентал? – спросил Лавров. – Олимпиада Сергеевна, она могла его где-то попробовать и подсесть?
– Нет. Не использовала. Это было совершенно не нужно. Кроме того, по большому счету никакого обследования и не было. Ева сбежала из больницы на пятый день, как сюда поступила. И единственное, в чем я уверена в отношении состояния ее здоровья: она совершенно точно не принимала никаких сильнодействующих веществ.
– Почему у вашей мамы случился инсульт? От чего она так разнервничалась?
– Ева, по ее словам, была совершенно неадекватна. Она не кричала и тем более не била маму. Она разговаривала совершенно спокойным, но механическим голосом. Будто она робот. Маму еще поразили ее глаза, совершенно мертвые. Она объясняла, что это была Ева и как бы не Ева одновременно. Она просила лекарство, она спрашивала, как именно мама хотела бы умереть. И мама сильно расстроилась, у нее подскочило давление. Она пыталась позвонить мне, но Ева отобрала у нее телефон и раздавила его каблуком. Маме стало плохо, а Ева просто ушла, оставив ее лежать на полу.
– Вы не пытались ее найти? Поговорить с ней?
– Когда мама смогла мне все рассказать, я ходила к Еве домой. Я же врач, а ей нужна была незамедлительная помощь. Но дома ее не оказалось. Больше попыток я не предпринимала. Я и так потратила на Еву слишком большую часть своей жизни. Ей нужно лечение. Это я понимаю совершенно четко. Но выстраивать планы по ее спасению больше не хочу и не буду. Если вам кажется, что я нарушаю клятву Гиппократа, то так тому и быть. Ева принесла моей семье и мне лично и так слишком много горя.
– Олимпиада Сергеевна, если через вас Ева не могла достать то, что ей требовалось, как вы считаете, она могла это раздобыть где-нибудь еще?
Липа немного подумала, а затем лицо ее страдальчески искривилось.
– Я думаю, она могла попытаться достать тиопентал через Бориса, – сказала она через силу. – Ева, когда ей это нужно, всегда умела быть настойчивой, а он никогда не мог ни в чем ей отказать.
– Олимпиада Сергеевна, – Зубов начал сердиться. – Надо из вас выдавливать информацию по капле? Вы можете внятно объяснить все от начала и до конца. Начиная с того, кто такой Борис.
– Борис? – Она горько усмехнулась и на пару секунд закрыла лицо руками. – Это мой бывший жених, который стал мужем Евы. Правда, ненадолго. Их брак был скоропалительным, и прожили они вместе всего-то десять месяцев. Ева увела его у меня. Не зная зачем, не знаю, что она хотела доказать. Но она быстро утратила интерес к семейной жизни и увлеклась чем-то новым. Да и свекровь ее не жаловала, и, если честно, я ее понимаю. Но как бы там ни было, Борис Савельев – врач-анестезиолог, работает в нашей областной больнице, и если в больном мозгу Евы возникла идея добраться до каких-то там медицинских препаратов, то кроме меня и моей мамы ей вполне могло прийти в голову обратиться к Борису.
