— То есть, если бы он захотел, он бы сбежал?
— Нет, Ульф. Мы бы все равно его достали.
Фьольсфинн вошел в комнату с торжественно вытянутой вперед рукой, а на ладони сидела желтая птаха.
— Вернулась, — сказал норвежец. — Теперь можем узнать, что там происходило.
Типа-канарейка соскочила на каменную столешницу и принялась чистить перышки. Фьольсфинн погладил ее одним пальцем, и тогда птичка присела, вытаращила черные глазенки и как бы закашлялась, широко раскрывая клюв.
— Это скверно выглядит… — начал Драккайнен, но Фьольсфинн утихомирил его движением ладони.
Птичка продолжала давиться, резко раздувая горло, пока наконец не выплюнула небольшой шарик льда размером с горошину: тот выглядел как молочная жемчужина. Драккайнен на миг прикрыл глаза и недовольно покачал головой. Тем временем норвежец подхватил шарик со стола, бросил в небольшую стеклянную бутылку, добавил некую жидкость из стеклянного кувшинчика с длинным носиком и встряхнул посудину, позванивая жемчужинкой о стенки. Потом снял крышку с медной лампады, наполненной драконьим маслом, подогрел содержимое бутылки, а когда шарик льда растворился в жидкости, влил ее в каменное джакузи.
— И что теперь? — спросил Драккайнен. — Будем в этом купаться или нужно просто это выпить?
— Вам, славянам, только бы выпить. Посмотрим на поверхность, когда успокоится.
Поверхность воды в бассейне покрылась легким дымком, как на сероводородном источнике. Они сидели вокруг и всматривались, но видели лишь каменное дно миски и собственные отражения на поверхности. Потом вода потемнела, дно исчезло, зато лица их проявились отчетливей, словно они смотрели на темное зеркало.
А потом исчезли и лица.
Появилась картинка улицы Ледяного Сада, но видимая со странной перспективы, изогнутой, словно в жабьем глазу. Картинка казалась плоской, но охватывала больше, чем мог бы охватить человеческий глаз: казалось, она развернута градусов на триста, с узкой вертикальной полоской посредине, где не было никаких изображений. К тому же картинка двигалась с неимоверной быстротой, размываясь по краю, и этот безумный полет на пуле то и дело замирал на секунду-две, а потом изображение снова прыгало вперед, двигаясь странной неровной траекторией.
— От такого будет или обморок, или эпилептический припадок, — заявил Драккайнен капризным тоном.
— Мы видим все с точки зрения маленькой птички, — терпеливо пояснил Фьольсфинн.
— Видим то, что она? — спросила неуверенно Сильфана. — Но это же уже прошло.
— Записано в жемчужине. Мы видим воспоминание. Смотрите, вон тот мальчуган.
Одетого в широкую, потертую куртку беспризорника было видно главным образом при остановке картинки, в двух быстрых сменах изображений, раз с одной, раз с другой стороны, когда птичка крутила головой, чтобы лучше рассмотреть то, что перед ее клювом. Взгляд ее снова двинулся сложным зигзагом, проносясь между колоннами, цепляя крыши, на миг оказываясь на их уровне и сразу же ныряя едва ли не к камням улицы.
Тем временем посланник вышагивал вперед: механически, чуть покачиваясь, наталкиваясь на прохожих и продолжая переставлять ноги в ритме заводной обезьянки. Казалось, что упади он, продолжил бы перебирать ногами с той же скоростью. Он добрался до Каверн, преодолел главную улицу, свернул в пару переулков, а потом миновал гостиницу «Под Драконьим Штевнем» и зашел в кабак чуть дальше. Там остановился перед столом, за которым на перевернутой бочке сидел черноволосый мужчина с бритой наголо головой. Мальчик не оглядывался, не искал пути, просто тупо маршировал, словно шел по следу.
— Этот типчик — Змей, безо всяких сомнений, — заявил Драккайнен. — Уж я на них насмотрелся. У них специфические черты и цвет кожи. Они смуглее, ниже и словно бы жилистей остальных с Побережья Парусов. Татуировки убрали, но если присмотреться, то шрамики и следы на предплечьях остались. Лысый, потому что сбрил их характерную прическу из просмоленных косичек, с ней ничего другого не сделать. Вот видны дырки в крыльях носа и ушных раковинах, куда Змеи любят вставлять костяные украшения.
Тем временем мальчик подошел к мужчине, перед которым стоял рог с пивом на серебряных ножках, кувшин и миска маринованных яиц, плавающих в каком-то соусе.
— Ты — Баральд Конский Пот, торговец рыбой, — заявил мальчик. Не спрашивал, а просто произносил эти слова механическим голосом.
Тот быстро осмотрелся и приподнялся, а правая рука скользнула под полу кафтана.
— Откуда меня знаешь? — спросил сквозь стиснутые зубы.
— Говорит так, чтобы не было видно, что зубы у него подпилены, — сказал Драккайнен с пониманием.
— Тише! — рявкнула Сильфана. — Мы все видали сотни Змеев, причем с детства.
— Я встретил человека с горящим лицом, — ответил мальчик. — Я — весть от него.
Никто в корчме не обращал на них внимания. Баральд Конский Пот уселся поудобней, старательно очистил яйцо и откусил от него.
— Не знаю, о ком ты, — ответил с набитым ртом.
Паренек потянулся за маленьким ножом, лежащим на столе, порезал себе запястье, а потом сжал ранку и выдавил на столешницу каплю крови. Все это — теми же неуверенными движениями лунатика. Даже голова его словно бы клонилась из стороны в сторону, как у паяца со сломанной шеей; глаза же были как стеклянные шарики.
— Ты не видел меня среди схваченных, которых гнали по городу и волокли за повозками, — произнес он вдруг скрипящим голосом Багрянца. — Не видел меня в цепях, потому что я сбежал и сбил со следа преследователей в лабиринтах под городом. Теперь я не могу показаться даже тебе. Долгое время меня никто не увидит, и так и должно быть. У меня здесь есть кое-что, что я должен сделать, а люди, которые меня преследуют, неуступчивы и опасны. Они не смогут меня сдержать, но нам придется изменить планы. Теперь слушай, Баральд, то, что я скажу, поскольку хочу, чтобы ты отнес весточку своему господину. В Верхнем Замке нынче обитает не один человек из-за Моря Звезд, и не двое, но целых трое. Тут есть муж, которого ты искал, называемый Ночным Странником. Есть также женщина, что на чужом языке зовется Пассионарней Калло, а на вашем — Скорбной Госпожой, которую искали многие из твоего племени. Но Ночной Странник нашел ее первым и убил всех до единого ваших разведчиков. Там находится и мастер Фьольсфинн, тоже происходящий из-за Моря Звезд, как и те остальные, и о котором думали, что он погиб. Все они — те, кого зовут Песенниками, и они объединяют свои силы. Потому те, о ком я думаю, должны узнать об этом как можно скорее. Этих троих нельзя убить обычными способами, потому что их охраняют не только каменные стены Верхнего Замка и сталь сотен охранников, но и их собственные песни богов, и они растут в силах. Теперь я уйду, поскольку сказал тебе все, что хотел. Прими совет, Баральд. Иди на пристань и взгляни, как мореходы скребут и смолят днища своих ладей. Посмотри на весенние шторма, что становятся все слабее. Посмотри на людей, сшивающих рваные паруса, посмотри на возвращающихся гусей, почувствуй на лице ветер, который начинает поворачивать и все чаще дует с юга, а вскоре принесет запах медовой сливы и кизила. Прощай, Баральд, возьми знание, которое я тебе дал, и используй его с умом, пока мне придется, словно крысе, прятаться в каналах, и пока я сам не смогу воспользоваться им.
