Кавалерия величественно выехала на вершину холма; хлопали прицепленные к плечам флажки с гербами кланов. Воины подняли копья и встали тройным наконечником.
Те пока что стояли достаточно далеко, щиты их напоминали забор из желто-красных штакетин; вдоль шеренги скакал галопом человек в сверкающем шлеме тимен-басаардея, ведя клинком по выставленным щитам и отчаянно вереща.
Бенкей с хрустом сплел пальцы.
Ньорвин двинул в губах травинку, которую жевал. В одну и в другую сторону.
Мой левый стрелок вытер пот с лица тыльной стороной перчатки и сплюнул в песок.
Желто-красная стена поднялась, и шеренги пехоты двинулись на нас, опустив копья.
Послышались свистки, и клинья нашей кавалерии двинулись вперед с опущенными древками. Кони вязли в песке и спотыкались, но строй держали. Всадники разгонялись по склону, клин за клином, но было понятно, что скоро им придется идти вверх по склону. Не слишком крутому, но достаточно разогнаться навряд ли удастся.
Квадраты амитраев маршировали; я слышал, как они ритмично скандируют: голоса их складывались в единый звук, словно громы или работающая водяная мельница. Словно громыхание каменных жерновов, которые вот-вот смелют все на своем пути.
И вдруг они замолчали, резко остановившись и воткнув щиты в песок, закрывшись лесом копий.
Пот стекал по переносице, дразня и щекоча. Я тряхнул головой, смахнув каплю. Мой правый стрелок свесился со спины птицы и, держась за веревку, помочился.
Всадники, словно таран, приближались к забору копий — но слишком медленно.
А потом над стоящими перед нами шеренгами, с визгом, напоминавшим птичий грай, взлетела туча стрел, маленьких и несерьезных с такого расстояния.
— Щиты! — крикнул я, вцепляясь в металлический круглый заслон, прицепленный сбоку седла.
Стрелы на один удар сердца повисли тучей, а потом ринулись вниз.
На нашу кавалерию и на нас.
Главным образом на всадников.
Послышался крик и жутковатый визг коней; я сумел увидеть, как несколько всадников валится вместе со скакунами, поднимая тучи пыли, а потом я и сам сжался за щитом, в который пару раз ударили с лязгом стрелы, вминая металл: еще одна отскочила от накрытого толстой кожей бока моей птицы, две глухо ударили в шкуру каменного вола, наброшенную на паланкин, туда, где прятались мои стрелки.
Я снова взглянул вперед, туда, где ряды амитраев отступали вверх по склону перед несущейся кавалерией, втягивая ее глубже в свой строй и вдруг подхватывая лежащие на земле пики в двенадцать локтей.
В небо из-за их спин взлетела еще одна туча стрел, с осиным жужжанием; на этот раз их послали полого, прямо в наш караван, и одновременно раздался мрачный рев рогов загонщиков, и с обеих сторон строя на нас двинулись колесницы.
Сперва галопом, с визгом разгоняющихся кос, увлекая за собой полосы пыли. Каждая четверка растягивалась длинной вереницей, желая распороть бок нашей пустынной змее, чтобы добраться до ее сердца. К сбитым у фургонов детям, женщинам и старикам. Выезжали четверка за четверкой, и казалось, что им не будет конца.
Теперь наша кавалерия небыстрым галопом ударит в пятящиеся по центру ряды амитрайских копейщиков, но у нее не будет достаточного разгона, а потому она увязнет на копьях: те торчали, словно легший под ветром тростник. Потом ее замкнут в кольцо железа, пик, глевий и мечей. Тем временем колесницы, а за ними и легкая кавалерия полетят вдоль строя наших войск, распарывая тонкий панцирь из отчаянно прячущейся за повозками и щитами пехоты, пока человеческая змея не превратится в группки бегущих, напуганных людей, спасающихся в пустыне. И тогда колесницы покажут, что они умеют. Будут делать то, что выходит у них лучше всего: догонять, резать косами и стрелять прямо в затылки. Быстрые, танцующие среди перепуганных, орущих беглецов, будут крутить пируэты на кровавом песке, обрызганные свежей, дымящейся кровью.
Так должно было быть.
Но мы решили иначе.
Мы двинулись по моему знаку, едва только первые две четверки колесниц понеслись по склону холма. Птицы вставали одна за другой, сразу переходя на бег. Орнипант, пока не разгонится, переваливается, а потому я заранее приказал всем привязаться — и стрелкам, и неумелым еще погонщикам, хотя через пару дней пути они уже неплохо справлялись. Если бы битва случилась, когда мы только сошли с гор, наездники мои поубивали бы друг друга в малую водную меру.
Я знал, что на левом крыле птицы под предводительством Снопа делают то же самое. Восемь чудовищ, неожиданно выскакивающих из-за хребта холма, оказались полной неожиданностью и для возниц, и для стрелков: мы наискось пересекали их путь, несясь прямо на колесницы. Бактрианы, никогда не видевшие орнипантов, не слышавшие их вони, с ревом начали сворачивать во все стороны, возницы дергали вожжами, отчаянно крича, две колесницы оказались слишком близко, раздался жуткий звон сталкивающихся кос. Повозки сцепились колесами, одна ударилась бортом о камень, ломая ось. Остальные сумели заставить животных вернуться к атаке и понеслись на нас. Теперь они начали стрелять — но и мои люди тоже.
Мы загородили им дорогу, перестреливаясь, но в первые мгновения потерь не было. Потом мы развернулись и ударили по ним сбоку, чтобы загнать колесницы внутрь. В этот момент наша кавалерия вдруг разделилась надвое и направилась назад, к главным силам, прервав свою безумную атаку вверх по склону и не думая надеваться на пики.
Времени смотреть не было. Остался жуткий полет, галоп, клубы песка и заглаженный короб колесницы, за которым я гнался. Крутящиеся колеса, превратившиеся в серебристую дымку косы.
Лучник с колесницы пустил стрелу прямо мне в лицо, но промазал. Железо только задело мой шлем, второй выстрелил в голову моему орнипанту, попав рядом с глазом, около букрании из шкуры каменного вола. Птица издала писк, дернула головой и схватила возницу, перерезая его клювом напополам, а потом ударила сбоку, переворачивая колесницу с жутковатым треском ломающегося дерева. Удар был настолько силен, что я увидел, как из тучи пыли, поднявшейся в том месте, вылетает один из стрелков, катясь и кувыркаясь по земле. Оторвавшийся от колеса клинок с визгом пролетел рядом с моим виском, исчезнув в пыли.
Сзади раздался рев огня и крик, потом еще один. Я повернул, гонясь за следующей колесницей: мой правый стрелок раскрутил цепь, глиняный сосуд на ее конце размазался в круг, а потом полетел в сторону повозки, пролетел мимо и разбился о скалу впереди. Капли пламени и черного дыма на миг закрыли бегущих бактрианов, а потом упряжка вырвалась на другую сторону, послышался отчаянный визг и треск языков пламени, расцветших на их ногах, ползущих к попонам и танцующих на борту колесницы. Возница, завывая, отрезал удерживающие его ремни и выпрыгнул на ходу, ударившись лицом о скалу. Повозка резко повернула в сторону амитраев и понеслась, увлекаемая паникующими животными, свистя крутящимися и пылающими косами.
Сбоку я видел еще одну повозку, что тянула за собой полосы огня и дыма, смотрел, как она несется прямо на амитрайскую пехоту. Другие возвращались, несясь прямо на очередные колесницы. Две из них столкнулись с жутким грохотом и треском, сцепившись клинками и колесами, и покатились, поднимая тучи песка и теряя орущих людей. В воздухе закрутился еще один брошенный стрелком с орнипанта снаряд и взорвался высоким столпом пламени прямо перед приближающейся повозкой.
