— Рулевые, отсчитывать по пятьдесят на корабль! Пятьдесят людей или десять животных! Быстрее, люди! Убираемся отсюда! — орал Драккайнен.
Атлейф вместе с приближенными пошел к нему, они коротко обнялись, сжимая друг другу бицепсы и загривки, а выливающаяся из города река людей шла прямо к трапам.
— Двадцать четыре, двадцать пять, двадцать шесть…
— Вперед, вперед, не останавливаться!
— Заходить на корму! В самый зад! Там еще полно места!
— Люди на передний трап! Груз — на задний! Быстрее!
— Отдать носовой! Трап вверх! На воду! Следующий! Трап на сходни! Следующий!
— Быстрее, люди!
— По правому берегу, плыть по правому! Не выходить на середину! На весла!
— К авангарду: вперед! Три стайе вперед! Передать дальше!
Погрузка шла девять часов.
Было это время, что тянулось бесконечно, но наконец все корабли были заполнены людьми и животными. Подняли последние трапы, вкатили последние бочки. От начала до арьергарда побежали последние приказы.
— Мы не можем дольше их ждать, — сказал Атлейф.
— Садись, — ответил Драккайнен.
— Ульф… Там целый клан Людей Огня. Их нужно отсюда забрать. Они наши, и они сделали все, чтобы спасти клан. Они не хотели бы, чтобы все пропало, потому что ты их ждал.
— Садитесь, — повторил Драккайнен. — На предпоследний корабль. Я вас догоню.
Атлейф положил ему ладонь на плечо.
— Ульф… Ты знаешь, что ты нам понадобишься. Там, на стенах Ледяного Сада, а не в горах Земли Огня, пока ты будешь разыскивать пятерых. Ты нам нужен. Ты нас ведешь. Всех, и в этом проблема. Ты должен думать о тысячах, а не о пяти, даже если они — твои братья.
— Ты не понимаешь, — произнес сдавленно Вуко. — Это Ночные Странники. Мы никого не оставляем. Вместе выходим и вместе отступаем, даже мертвые.
Кашлянул.
— Только до утра. Потом я поплыву за вами. У меня самый быстрый корабль, его гонят песни богов. Догоню вас раньше, чем вы выйдете в море. Атлейф, это же Грюнальди… Спалле… Варфнир…
— Я знал их с детства, — сказал Атлейф. — Точно так же, как я знал многих из тех, что погибли в осаде. Точно так же, как я знал своего рулевого, Грюнфа Колючее Сердце. Я плакал над каждым. Над каждым отдельно, у меня и слезы закончились. Но я должен думать как стирсман, Ульф: о тех, кто живет. О клане. Ты тоже стирсман, Ульф. Знаешь, что не можешь отплыть позже, чем на рассвете, иначе ты подведешь всех.
— Я остаюсь с Ульфом, — заявила Сильфана. — Я — Ночной Странник, как и они.
Едва конвой погрузился в туман и темноту, Драккайнен сошел под палубу, и хотя голова его кружилось от усталости, сразу же воткнул лицо в маску и полетел в ночь крылатым призраком.
Люди, живущие в мире за Морем Звезд, видят все в масштабе. В общих чертах. Им кажется, что океан мал, потому что они пролетают над ним за несколько часов. Всегда могут подключиться к программе Глобнета и увидеть любой фрагмент Земли с орбиты. У них есть компьютеры, способные сегрегировать терабайты данных за мгновение.
А на самом деле несколько квадратных километров леса, зарослей, скал, гор и ущелий — это огромное пространство. Обыскивать его даже с воздуха, чтобы найти следы пятерых людей, — это игра с судьбой. Не меньше. Несколько десятков квадратных километров — даже не игра с судьбой. Это просто космическая лотерея, исчезающие шансы сразу в сотне мест.
И все же он искал.
Летал вдоль пути, который они могли выбрать, возвращаясь от берегов Тракерины.
Кружил на большой высоте, высматривая искорки человеческого присутствия.
Наткнулся на две неидентифицированные группы, что не были его людьми.
Летал, систематически прочесывая территорию, раз за разом.
Метался над вершинами деревьев или смотрел с высоты. Ни Странников, ни ворона.
Потом наступил рассвет.
Драккайнен отклеил лицо от маски, долго пил воду с медом и тяжело дышал. Когда вышел на палубу, бросил в озеро кожаное ведро на веревке, вытащил полное, поставил на ступенях форкастеля, погрузил голову в холодную воду и стоял так с полминуты.
Потом отряхнулся, словно пес, и с мертвым, каменным лицом, охрипшим после вчерашних воплей голосом приказал сниматься с якоря.
Палуба в один миг наполнилась судорожной активностью: заскрипел кабестан, якорь, отекая водой, стукнул о борт, рулевой — мрачный детина по имени Пятерня с лицом, перечеркнутым шрамом, — навалился на румпель, и они поплыли прямо в туман, исчезнув с пляжа, словно бы никогда их там и не было.
Берега озера и руины, полные каркающих воронов, утонули в тумане. И ни один из воронов не назывался Невермор, а на противоположном берегу не появились всадники.
Корабль одиноко плыл по Драгорине, разгоняя клубы тумана, экипаж — кроме рулевого — сидел у бортов с арбалетами на изготовку, а сама ладья шла без весел, разрезая воду носом, в кильватере кипела вода. Шли они по меньшей мере втрое быстрее, чем режущий гладь реки конвой впереди них, но были на целую ночь позади, и нечего было выискивать перед носом, кроме очередных поворотов реки.
Драккайнен стоял в закрытой каюте с лицом, воткнутым в маску, и неустанно осматривал окрестности. Делал это уже несколько часов подряд и заметил, что то и дело утрачивает внимание. Картинки проносящейся земли то и дело начинают размываться, распадаться в клубы черного дыма, и он снова оказывался на досках палубы, держась за кованые крылья, на подгибающихся, трясущихся ногах. Вуко поспешно справлялся с жаждой, после чего снова втискивал лицо в воняющую потом мокрую кожу и расправлял призрачные крылья.
Она просто оторвала его лицо от маски. Дернула Драккайнена за плечи, а призрак его в одно мгновение распался в полете над лесом. Он качнулся и ухватился за крыло, чтобы не упасть.
— Что ты делаешь?.. — пробормотал Вуко.
И тогда увидел лицо Сильфаны: бледное как полотно, со стеклянными от слез глазами.
— На палубу… Смотри… — начала она.
Он прыгнул наверх, перескакивая через несколько ступеней, с сердцем, ставшим льдом. Видел все глазами души. Так отчетливо, словно лицезрел это уже сотни раз. Отрубленные головы на копьях. Пять — рядком, на самом берегу реки. Грюнальди, Спалле, Варфнир, Хвощ, Ясень. Прикрытые веки, помутневшие глаза, раскрытые рты, кровавые обрубки шеи, надетые на наконечники.
Он выскочил на палубу и бросился к релингу.
Увидел темную свинцовую воду, клубы тумана, едва видимые абрисы берега и одинокую скалу, торчащую над рекой из тумана.
А на вершине ее — фигуру сидящего человека.
Человека с удочкой.
Они подплыли ближе, проступили абрисы хвойных деревьев, растущих на берегу, скала уплотнилась и оказалась наклонной плоскостью, встающей метра на три над водой, а мужчина свернул леску, выругался, увидев пустой крючок, а потом встал, поправляя свою кожаную шапочку с коваными полями, а когда волчий штевень проплыл мимо — ухватился за ванты и ловко соскочил на палубу.
