— Однако вы вернулись, — сказал Плачущий Льдом. — Привели этого юношу, что нынче сидит между вами, и принесли то, что завернуто в попоны. Что же вы сделали, что видения тени не ввели вас в безумие?
— Шепчущие-к-Тени — Деющие, и только силу Деющих можно им противопоставить. Я воин, но иной раз могу использовать силу урочища, — неторопливо начал Ночной Странник, а потом рассказал.
Рассказал сказку.
Обычно сказкой он, как и мой проводник и сторонник Брус, называл умелую ложь. Своего рода завесу из слов, за которой может укрыться тот, кто сражается в одиночестве, один против многих, окруженный врагами. Здешние в таком были не слишком-то умелы. Это простые люди, которые предпочитают сражаться лицом к лицу и ничего не скрывают. Обычно они знают уловки, у них даже есть рассказы об одном из своих надаку, который странствует как человеческое существо по земле, охотно пользуется переодеванием и притворяется разными людьми, но в повседневности монета, скрытая между пальцами, притворство мертвым, укрытие за стволом дерева или подъем паруса со знаком другого рода — это для них уже серьезная интрига и доказательство немалой ловкости.
Они также знают искусство рассказывать сложные истории так, чтобы слушающие верили, что это случилось на самом деле, и они часто приукрашают, развлекая других рассказами о своих приключениях.
Однако то, что рассказал Ульф, содержало в себе все необходимое для хорошей сказки шпиона. Было там как раз столько правды, чтобы рассказ звучал правдоподобно, и столько вымысла, чтобы слушающий не узнал слишком многого. Я не знал, что случилось под Прожорливой Горой, но был уверен, что Ульф не умеет метать молнии, способные разгонять ройхо, как ветер разгоняет дым, и я впервые слышал, чтобы он имел морской камень с отверстием посредине, такой, который, если смотреть сквозь него, позволяет видеть и слышать правду, прикрытую любым колдовством и заслоненную любой иллюзией Деющего. Камень, который позволил Ульфу разогнать тени, рассыпался в прах — вместе с ним ушло и умение метать молнии.
Сперва я даже надеялся что-то узнать из этого рассказа, но достаточно было посмотреть на Грюнальди, который глядел с невинным лицом на притолоку, задумчиво прихватив нижнюю губу.
Я надеялся, что сказки Ночного Странника хватит, чтобы успокоить интерес нашего хозяина. Люди с Побережья и правда часто странствуют морем, но смотрят на все по-своему и независимо от того, насколько далеко забираются, все равно остаются темными и наивными. Особенно те, кто живет неподалеку от урочища — эти могут поверить во все, стоит только рот открыть. С другой стороны, я сам видел уже такое, во что не поверил бы, расскажи мне об этом кто другой.
— Сказать честно, — отозвался Кунгсбьярн, — с того времени, как началась эта война богов, в мире случаются странные вещи. Мы уже повидали всякое как на море, так и на земле, и нынче непонятно, что лишь кажется простому человеку, а что случается на самом деле. Но есть и вещи, менее достойные веры. К таким относится история о том, что у тебя украли Змеи и что ты, собственно, вернул. Ты сказал мне, что это ящик с твоей мертвой родственницей. Вот только мне, Ульф, проще поверить, что ты смотрел сквозь камень или что метал рукой молнии, чего ты уже якобы не умеешь, чем в то, что кто-то украл у вас покойника. Потому я думаю, что чем бы оно ни было, то, что лежит под лавкой, имеет оно общее с песнями богов и служит для того, чтобы безопасно пройти сквозь урочище, такое, как то, что под Прожорливой Горой. Полагаю также, что это не Змеи украли его у тебя, а ты — у Змеев. Хорошо, что ты поубивал их, и хорошо, что вернул своего человека. Но эта вещь — добыча, полученная на моей земле, и принадлежит она мне. А ты, как человек бывалый, знаешь, что хозяину надлежит отплатить за гостеприимство. Тебе эта вещь уже не нужна, а я хочу ее как подарок для себя.
Я осторожно осмотрелся по залу и увидел, что кроме тех дверей, через которые мы вошли, есть еще четыре входа, по одному в каждой стене. Начал я также раздумывать, удастся ли снять оружие, висящее на стенах. Остальные Ночные Странники тоже уселись как-то по-другому, расслабляя руки, ставя ноги так, чтобы суметь молниеносно встать, и внимательно притом присматривались к тяжелым предметам, до которых можно дотянуться. Грюнальди откинул голову назад и шевельнул ей так, что аж щелкнуло в шее, а Спалле сплел пальцы до треска суставов.
— Кунгсбьярн, — ответил Ульф. — Ты человек бывалый и мудрый. Ты наверняка помнишь, что обещал нам через своего человека мир. Не верю, что ты хочешь вызвать отвращение и гнев Хинда, подняв руку на гостя на твоем пороге. Подарок тебе надлежит, и я охотно отдам тебе меч или золото, но останки моей тетушки принадлежат мне, и так оно и останется, несмотря на то, что ты там себе думаешь. Не верю также, что ты хотел бы отобрать это у меня силой. Помни, мы как раз вернулись из-за Каменных Клыков, а тела тех, кто кое-что у нас отобрал, лежат там в снегу.
Кунгсбьярн откинулся на спинку своего стула и положил руки на подлокотники, увенчанные головами воронов.
— Согласно обычаю, — сказал он, — если ты обладаешь ценной вещью, полученной на моей земле, а я ее хочу, то ты должен сражаться за эту вещь, чтобы оставить ее себе.
Ночной Странник прикрыл веки и выдохнул через нос.
— Я должен с тобой биться? — спросил Ульф терпеливо.
— Я — стирсман в своем граде, я сижу на вороновом троне, и меня окружают сильнейшие из рода. Ты же в этот миг — лишь странник в пути, и все богатство твое — у тебя на хребте, а потому мы вовсе не ровня, ты и я. Кое-кто будет сражаться за меня, а ты можешь попросить о том же любого из своих людей, если захочешь.
Мы взглянули на Ульфа, но тот лишь отмахнулся.
— Я сам решу это дело. С кем я должен биться, Кунгсбьярн?
— Сейчас сам все увидишь. Биться вы станете на дворе, причем безо всякого оружия и без брони. Это не бой на жизнь и смерть, но, если случится и так, что кто-то из вас погибнет, вы должны принять, что ваши родные и близкие не станут искать мести. Если вы оба окажетесь на земле, то пусть тот, кто не сможет больше сражаться, крикнет: «Довольно!» — или ударит в землю ладонью, если не сумеет ничего сказать. Бой проигрывает тот, кто уступит или падет без сознания на землю. Если это будешь ты — отдашь мне эту вещь. Если же проиграет твой противник — сохранишь ее. Так я сказал, и никто не может заявить, что не знает правил.
— Ладно, согласен, — заявил Ульф раздраженно. — Пойдем на двор и решим дело, пока не приморозило еще сильнее.
Мы пошли наружу и пристроились, где могли, заняв ступени и галереи, чтобы наблюдать за боем. Было там светло от огней, горящих в кованых железных корзинах, расставленных вокруг вымощенного камнем подворья, выметенного до голых камней.
— Мне это не нравится, — сказал Грюнальди. — Этот Кунгсбьярн что-то крутит. Понятия не имею, что именно, но не удивлюсь, если тебе придется сражаться без доспеха с нифлингом или медведем.
— А я помню, как Ульф поучал нас, чтобы не давали втягивать себя в авантюры, — заметил Спалле.
— Не я выдумал эту ерунду, — заметил Ульф. — И мне оно не нравится настолько же, как и вам, вот только выбора у меня нет. Важнее всего, чтобы Деющая попала в Сад. Может случиться так, что я погибну или что меня свалят. Берите тогда саркофаг и пробивайтесь наружу.
