Я сумел заметить, что впереди стоит тот, с черепом, покрытым крючками: они то и дело вставали дыбом; рядом был мой любимчик, с лицом, прикрытым суконным капюшоном.
Я не намеревался отступать перед ними: пока я стоял на перекрестке, они могли бегать вокруг меня, а в узком переулке это не будет настолько уж легко. Они не сумеют быстро отскочить. Я уже дрался с наемными убийцами, амитрайской тяжелой пехотой и конницей на колесницах. Не думал, что могу пасть от руки нескольких подростков в этом странном, отлитом из камня городе.
Как я помнил, пророчество тоже не обещало мне такого конца.
И тогда меня облили.
Кто-то сзади плеснул на меня чем-то вонючим и ледяным.
Топот и хихиканье.
Еще один плеснул спереди, но я уклонился, прикрываясь рукой.
Жидкость стекала дымящимися каплями, а падая на камень, начинала выстреливать небольшими огоньками.
И тогда я понял: они облили меня драконьим маслом. Адским горючим, которое я впервые встретил только тут. Жидкостью, что загорается сама и которую невозможно погасить.
«Не думаю, чтобы тебя убили…»
Куртка на спине начала дымиться, я чувствовал, как она начинает нагреваться. Вокруг раздавался топот и хихиканье, и я знал, что переулок сейчас осветится. Мне казалось, что между двумя ударами сердца прошло много времени, что мир вокруг замедлил бег. Страх сжал мою грудь: жуткий, звериный, какого я еще не чувствовал. Мне показалось, будто я теряю сознание.
К счастью, ветер на миг стих, но ничто не могло удержать адскую жидкость от того, чтобы выстрелить пламенем. Я слышал, как еще двое бегут ко мне спереди, и знал, что не успею расстегнуть пояс и сбросить куртку.
Откуда-то издалека приближался странный шипящий шум, он становился все громче и накатывал со всех сторон. На моей спине и плечах появились первые огоньки.
Я в несколько прыжков добрался до входа в улочку, навстречу подросткам, крича от испуга и ярости, все еще не в силах поверить, но зная, что я вот-вот сгорю, как чучело. Я больше почувствовал, чем услышал движение позади. Резко остановился, метнувшись в сторону, перебросил палку в левую руку и нанес низкий мощный удар, на высоте своих бедер, попав бегущему мимо меня ребенку окованным концом прямо по лицу. Не знал, тот ли это, кто облил меня жидким огнем, но мне не было до этого дела. Он даже не успел крикнуть, удар развернул его перед тем, как он упал на спину.
«Не думаю, чтобы тебя убили…»
Кривая полоса огня выросла у меня на плечах с тихим фырканьем. И тогда отовсюду навалился шум. Стена воды.
«… если начнется дождь…»
Так сказало пророчество. Драконье масло нельзя погасить водой, потому что оно легче ее. Если плеснуть из ведра на горящую лужу этого масла, огонь лишь увеличится. Но это был не простой дождь, а какой-то небесный водопад, а драконье масло не успело как следует разгореться. Потоки воды смыли с меня большую часть его — оно чадило дымом — и пригасили огонь на куртке, которая только-только начинала дымиться.
Я выхватил нож, одним движением разрезал пояс, подбросил палку вверх, стряхивая куртку с одного плеча, перебросил нож в левую руку, освобождая второй рукав, и метнул кафтан прямо в лицо моему врагу. Подпрыгнул высоко, перехватывая правой рукой падающую палку. Их главарь как раз отскакивал, заслоняя лицо от моей дымящейся куртки, его колючий дружок изгибал тело, уклоняясь, чтобы пропустить меня сбоку. Он выбросил вперед руку с узким стилетом, когда я ударил его палкой, ломая запястье, и сразу же вскинул оружие вверх, попав оковкой поперек лица, а после резко развернулся, нанеся короткий укол левой рукой. Широкий клинок следопыта с коротким звуком разрезаемой плоти погрузился в тело.
Я схлестнулся с главарем — он влип в меня всем телом, судорожно хватаясь за мой рукав и полу намокшей рубахи. Я почувствовал смрад его грязи и пота, а через миг еще и вонь клоаки. Он взглянул на меня с отчаянием, словно желая что-то сказать, а потом выплюнул на свой подбородок поток почти черной крови, которую смывал дождь. Я освободил руку и отступил на шаг, выдергивая клинок с отвратительным чмоканьем выпадающих кишок. Он свалился в потоки воды на ступени, — дождь лился, словно ручей, — а он бил в конвульсиях ногами. Почти не думая и мало что чувствуя, я склонился над ним, приложил кончик ножа к затылку и ударил по рукояти ладонью. Парень напрягся, его конечности забились, а потом он обмяк.
«Он страдал, — услышал я в голове голос Бруса. — Так было нужно».
Потом я стоял с ножом в одной руке и палкой в другой, с головы до пят омываемый потоками ледяной воды, и прислушивался, но в переулке стало тихо. Никакого топота.
Никакого хихиканья.
«Не думаю, что тебя убьют, если пойдет дождь».
Я нашел свою куртку, которая все еще дымилась, пахла серой и селитрой, потом подобрал перерезанный пояс, опорожнил карманы со всякой мелочью и затолкал ее за пазуху рубахи. Когда брел вдоль стены под потоками дождя, выбросил куртку в канал, который превратился уже в кипящий ручей, — тот унес одежду в сторону моря.
Некоторое время спустя я уже сидел в «Волчьей Лежке», среди гладкого, словно стекло, светлого и зеленоватого камня бани. В свете ламп в воздухе вставал пар, а я сидел в горячей воде и никак не мог перестать трястись.
По крайней мере, тогда я уже знал, что иду путями моего предназначения. Меня не убили, поскольку пошел дождь. Банда подростков с рыбного базара не станет уже меня беспокоить. Вот только над ними находились еще люди. Существа, искалеченные именами богов. Отверженные Древом. Те, с которыми я уже не справлюсь и которые однажды меня найдут. Тогда мне придется поверить словам предсказания и положиться на колыбельную Нашей Скорбной Госпожи. Я не знал, что у нее с ними общего, если те не происходили из ее долины, но ничего другого мне не оставалось. Я был Носителем Судьбы и должен был идти вслед за ней.
Пока же я сидел в каменной ванной, полной горячей воды, и трясся.
Глава 6
КАПЛЯ БАГРЯНЦА
Одиннадцатым
друзей оберечь
в битве берусь я,
в щит я пою, —
побеждают они,
в боях невредимы,
из битв невредимы
прибудут с победой.
Двенадцатым я,
увидев на древе
в петле повисшего,
так руны вырежу,
так их окрашу,
что он оживет
и беседовать будет.
Hávamál — Речи Высокого
Ночь была по-настоящему скверной. Далеко за стенами море ярилось и рвало плавающие в воде плиты битого льда, а потом выплескивало фонтаны белой пены на пирсы и волноломы аванпорта. Тут, на краю Каверн, под самым склоном горы, было чуть потише, но ветер сек мокрыми клочьями снега и мелкими каплями воды, и они кололи кожу, словно песчинки. Ветер казался теплее того, что случается зимой, но тепло это было относительным. Если воспринимать его в сравнении с температурой замерзания воды и другими подобными отвлеченностями. В реальности он нес влажность, пробирался под одежду, пропитывал сукно и войлок ледяной водой и мочил кожу, а потому на таком ветру замерзаешь сильнее, чем на морозе. Такой притворно теплый ветер может заморозить человека за пару часов, довести до гипотермии, поскольку не позволяет согреться.