Я узнал. Удулай Гиркадал. Лекарь. Надзиратель у Смильдрун. Тот, которого я должен был убить, но не смог.
Стоял надо мной. Связанным и бессильным.
— Рыжие, да? — повторил жрец. — Очень интересно. Возможно, мы поймали рыбку куда интересней, чем я думал.
Откуда-то издали донесся хор сладких голосов, тонущих в собственном эхе, бьющихся между стенами. Из щелей в полу начал сочиться свет.
— Начинается жертвоприношение, — заявил жрец. — В устах отступников уже камни позора, чтобы они своими воплями не нарушали мистерии. Мы примем в нем участие. Но ты не отдашь свое сердце богини. Еще нет. У нас впереди длинный разговор. Я хочу знать, кто изменил тебе лицо и выслал между верными, чтобы шпионить. Что он хочет, откуда о нас знает и откуда у него сила для деяний. Ты понял, что я хочу знать, парень?
Я собрал всю свою отвагу и плюнул жрецу в лицо, но только заплевал себе бороду.
— Нет-нет, — произнес вдруг жрец. — Он должен говорить. Ты не можешь ломать ему зубов, разбивать губы или нос. Он должен говорить, причем отчетливо.
— Понимаю, — ответил Удулай. Опустил кулак, зашел ко мне со спины и с размаху пнул меня между ногами. Крик увяз у меня в глотке, воздух со свистом ушел из груди, сам же я скрутился, словно червяк, страдая от боли.
— Чудесно, — заявил жрец. — И сделай-ка цепь подлиннее.
Удулай на несколько звеньев удлинил крепящие меня к скале оковы. Когда я пришел в себя настолько, чтобы снова дышать, я уже мог встать на колени, но вместе этого все еще корчился, заслоняя горящий огнем пах.
— Взгляни сюда, — приказал жрец.
Я невольно вскрикнул. Позади меня поставили деревянную раму, к которой приковали Н’Деле с раскинутыми руками и ногами, пристегнутыми к углам.
Жрец подошел к моему другу и что-то вынул из-за пазухи. Изогнутый, сверкающий — нечто, похожее на клык, вырванный из челюсти дракона.
— Это — Коготь Подземника. Ритуальный нож. Не откованный, но вырезанный из скалы, рожденной от вулканического огня. Сперва его упираем сюда…
Я заорал и задергал цепью, словно безумный. Жрец поднял Коготь, словно долото, приложил чуть наискось посредине туловища Алигенде и уперся второй рукой в рукоять.
— Потом нужно воткнуть его, но не слишком глубоко…
Н’Деле дико оскалился, не издав ни единого звука, а по животу его потекла струйка почти черной крови. Я перестал биться, упал на скалу и расплакался. Я хотел умереть. Тут и сейчас.
— Дальше нужно провести по обе стороны этой плоской кости, чтобы подрезать ребра, а потом крепко ухватить за них и загнуть вверх. Потом мы суем руку внутрь и прорезаем такой мешочек, в котором находится сердце. Мы можем схватить его снизу, как плод, и обрезать сосуды, на которых оно держится, словно слива на ветке. Если все пройдет хорошо, то жертва может жить еще достаточно долго, чтобы увидеть собственное сердце, трепещущее в руке жреца.
Жрец отступил и показал окровавленные ладони, но в них ничего не было. Н’Деле бессильно свисал на цепях, но он был жив, я видел, как двигался его живот, когда он дышал. Посредине груди у него было три кровоточащих пореза, больше ничего.
— А теперь, парень, расскажу тебе о жаловице. Знаешь, что это такое? Это морская тварь. Выглядит, как подводный цветок. Посредине у нее голова размером с голову вола, окруженная глазами, пылающими чудесным разноцветным светом. Вся она сверкает, как огромный лампион. У нее есть плавники, легкие, словно перья, а внизу — венчик щупалец, как у кальмара, с крючками. Вокруг зубастой пасти, в которой может поместиться половина овцы, у нее длинный клубок движущихся волос, толщиной с пучок подводной травы, а на концах они становятся тоньше. Это при помощи этих волос жаловица убивает морских созданий, чтобы потом рвать их крючками на щупальцах. И знаешь, что самое интересное? Яд. Легчайшее прикосновение такого пучка впустит в тебя яд, что похож на жидкий огонь. Зверь, чудовище или человек, который попадет в ее щупальца, умирает в страшных муках. Даже самые большие плоскуды и другие морские твари сбегают, едва только почувствуют в воде запах цветов, который распространяет жаловица. Да. Именно потому, парень, бойся жаловицы, несмотря на ее красоту и привлекательные цвета, которым множество морских тварей не могут сопротивляться, хотя и знают, что их ждет, знают об этом ужасном конце. Но, но… Впрочем, у меня же есть тут одно щупальце. Я тебе покажу.
Он сунул руку в стоящий на скале деревянный сундучок и вынул нечто, выглядящее как короткая палка или корабельный мачтовый нагель. Предмет сверкал полированной сталью, но кончик его оказался лишь металлической втулкой, которую жрец снимал очень осторожно. Внутри оказалось нечто, напоминавшее тесно сплетенный моток веревки, вот только веревка эта сверкала странным зеленовато-красным отблеском. Жрец повернул ладонь, направив жгут вниз, и тогда моток расплелся, щупальце развернулось и начало удлиняться, сверкающее и скользкое на вид, а кончик его делался все тоньше, опускаясь к полу и извиваясь, словно червяк.
— Взгляни, — сказал жрец гордо, словно показывая мне великое произведение искусства. Чуть шевельнул ладонью и приподнял кнут. Щупальце со свистом растянулось на десять локтей, описало светящийся круг, после чего хлестнуло по телу Н’Деле и снова сократилось, возвращаясь в сторону рукояти.
Тело моего друга резко напряглось, а лицо его — с вдруг широко открывшимися глазами, оскаленным ртом и венами, что выступили на лбу, словно шнуры, — превратилось в жуткую маску. Н’Деле со свистом втянул воздух, после чего ужасно закричал.
Я никогда не слышал такого крика. Тот длился бесконечно, мне казалось, что от него должна обрушиться пещера. Я затрясся, словно от приступа болотной горячки, и внезапно всхлипнул. Не мог сдержаться.
Н’Деле внезапно выгнулся в цепях, но сразу же обессиленно повис.
— Это может воскресить мертвого, — пояснил жрец в тишине, но все казалось, что крик Н’Деле продолжает висеть под сводом. — И это еще не все. Яд жаловицы можно добыть, если знаешь как. Это опасно и трудно, поскольку тот должен быть взят от живого создания. Ты наверняка слышал о мастерах стекла из Ярмаканда. Они умеют получать стекло тонкое, словно волос или пузырек морской пены, — и толстое и чистое, словно бриллиант, а то и окрашенное в любые цвета.
Я лежал совершенно без сил, а звучный, успокаивающий голос жреца покорял меня, словно звуки флейты — спящую змею. Н’Деле свисал на цепях с опущенной головой, а все тело его била мелкая дрожь.
— Мастера стекла, — продолжал спокойно наш мучитель, — создают в своих стеклодувнях драгоценные кубки-украшения. Фигурки животных размером с женский ноготь, которые умеют ходить, словно живые. Лампы и кристаллы, позволяющие видеть то, что находится вдали, хрустальные воздушные колокольчики, играющие чудесные мелодии. Умеют заклинать в стекле имена богов и создавать деющие предметы. В искусстве их множество тайн, не могущих выходить за границы цеха. Если бы кто попытался выдать их тайну чужаку — любую: например, как окрашивать стекло, — его ожидала бы старая как мир кара. Стеклянная смерть. Та, которую принес бы ему один из мастеров их искусства.
