Перед экраном сидят космонавты – СПИЦЫН, БЫКОВ и ЮРКОВСКИЙ. ЕРМАКОВ полулежит в кресле, его тонкие исхудалые пальцы манипулируют клавишами приемо-передаточного устройства.
Далекий, приближающийся голос КРАЮХИНА повторяет.
КРАЮХИН: «Скиф»… «Скиф»… Отзовись!.. Говорит Земля… Я Краюхин!.. Отзовись же, «Скиф»!
ЕРМАКОВ (в микрофон, волнуясь): Говорит «Скиф»! Говорит «Скиф»! Мы здесь, отец! Мы живы и здоровы…
КРАЮХИН: Покажитесь! Не верю! Покажитесь все!
ЕРМАКОВ нажимает клавиши. На экране проектора медленно возникает сначала расплывчатое, а затем все более и более резкое лицо КРАЮХИНА. Старый космонавт наклонился и напряженно вглядывается. На лице его появляется улыбка, а на глазах выступают слезы.
БЫКОВ и СПИЦЫН поднимают ЕРМАКОВА.
ЕРМАКОВ: Здравствуй, отец!
КРАЮХИН: Здравствуй, Анатолий, здравствуйте, дети! Все-таки покалечились?
ЕРМАКОВ: Отец!.. Слушай голос Плутона!..
СПИЦЫН нажимает одну из клавиш, и из невообразимой дали, заглушаемые треском помех, звучат позывные маяков нового ракетодрома.
Скатерть-самобранка
[7] (фантастическая история)1
– Вот вы говорите – синхрофазотрон, – сказал Литературовед. – Хорошо. Вы мне объяснили, что это такое, и, предположим, я ничего не понял.
– Предположим, – сказал сосед Физик и тонко улыбнулся.
– На мой взгляд, самое ужасное заключается не в этом.
Они стояли у калитки на ровной дорожке, посыпанной крупным красным песком. Из-за кустов смородины в глубине сада поднимались стены дач: белые – Физика и кремовые – Литературоведа и его жены. Темная зелень отражалась в стеклах веранды.
– А в чем заключается самое ужасное? – спросила жена Литературоведа.
– А в том, дорогие мои, что сейчас – на данном этапе развития цивилизации – средний человек лишен возможности по смыслу некоего технического термина определить, что он – термин – означает.
– Например – электровоз, – сказала жена. Физик вежливо засмеялся:
– Нет-нет, позволь… Хотя, действительно, электровоз. То, что везет с помощью электричества. Или – гидролиз. Гидро – вода, лизис – разложение. Разложение водой. Теперь – новая терминология, скажем, ваш синхрофазотрон. Синхро – син – хронос – одновременный. Фазотрон – тут уж я пас. Услышав слово, я не в состоянии понять, что оно может означать.
– Мне это не кажется ужасным, – сказал сосед Физик. – Я даже как-то не задумывался, что означает слово «синхрофазотрон».
– Естественно, раз вы с ним работаете, – сказал Литературовед. – Но что делать нам, гуманитарам? Например, я читаю рекламный проспект завода универсальных кухонных машин и встречаю там термин «триггерная ячейка»…
– Кстати, – сказала жена Физику. – Мы приобрели универсальную кухонную машину. Приходите посмотреть и попробовать, как она готовит.
– Благодарю вас, – сказал Физик. – Но кухонная машина это не последнее слово… – Он взглянул на свои часы и вскричал: – Ради бога, извините! Я же приглашен… Уже три часа, а я еще не одет!
Он махнул рукой и побежал к своей даче, мелькая загорелыми плечами в лучах солнца, кое-где пробивающихся сквозь зелень. Литературовед сказал, провожая его глазами:
– Не последнее слово. Еще бы! Если он работает с синхрофазотроном.
Супруги прошли по саду и свернули к дверям своей дачи.
У дверей, рядом со ступеньками, стоял большой ящик.
– Она! – сказал Литературовед. – Смотри, Танечка: она! Молодцы «Доставка на дом»!
Они бегом кинулись к ящику.
– А какая упаковка! – сказал Литературовед. – Прелесть. «Красноярск», – прочитал он сбоку. – Она!
– А ну-ка, взялись, – деловито скомандовала жена, ухватившись за ящик.
Ящик оказался совсем легким, и они втянули его в кухню без особого труда и там поставили посередине, отодвинув стол.
Литературовед сильно потер руки и сказал:
– Шекснинска стерлядь золотая…
– Распаковывай, – сказала жена. – Я накрываю на стол.
Литературовед принялся распаковывать, громко цитируя наизусть рекламный проспект.
– «Универсальная Кухонная Машина «Красноярск-2» есть автомат с полукибернетическим управлением, рассчитанный на шестнадцать стандартных сменных программ. УКМ объединяет в себе механизм для переработки сырья, сдабривания специями и обработки различными температурами (варение, жаренье, готовка на пару), а также механизм мойки и сушки столовой посуды. УКМ одновременно способна готовить обед из трех блюд, в том числе на первое: щи свежие с мясом, борщ украинский, суп из свежих (сушеных) грибов (вегетарианский), окрошка летняя; на второе – бифштекс по-английски…»
– Не надо, – сказала жена.
Литературовед громко глотнул и сказал:
– Сил нет ждать инструктора.
– А зачем нам его ждать? – сказала жена, подходя к машине, которая стояла, горделиво поблескивая гладкой пластмассой стенок, среди вороха мятой бумаги. – И не думай даже – ждать. У Вари точно такая же машина, и я уже делала на ней гуляш. Это совсем просто. Здесь, – она стала показывать, – окно для подачи продуктов. Здесь окно для подачи посуды. Здесь – выход продукции…
Литературовед обошел машину сзади и, открыв какую-то дверцу, сказал:
– Ага. Вот система настройки, по-видимому. Кишок-то, кишок! Не дай бог, она испортится…
– Только почему-то четыре кнопки, – сказала жена. – У Вариной машины кнопок гораздо больше – двенадцать.
– Значит, это усовершенствованная машина, – сказал Литературовед.
– Вероятно, – сказала жена. – Ну, конечно. Четыре кнопки – первое, второе, третье…
– И четвертое, – сказал Литературовед.
– Да. Четвертое. Чай, например. Или пирожки.
– А может быть, это четыре стихии Фалеса Милетского? – сказал Литературовед. – Вода, огонь, воздух, земля. Или четыре арифметических действия.
Он был настроен скептически.
– Принеси, пожалуйста, мясо из холодильника, – сказала жена. – И картошку.
– Так, – сказал муж. – И что будет?
– Гуляш, – сказала жена довольно резко.
Когда Литературовед принес продукты, жена сказала:
– Я поняла, зачем четвертая кнопка – для нарезки хлеба.
– А, – сказал Литературовед, но возражать не стал.
Жена вложила мясо и картошку в окно справа и со шнуром в руке отправилась в угол кухни к розетке.
