Он только рукой махнул. Ничего. Никаких следов. Как сквозь землю провалились. Очень мешало Солнце. Ты помнишь, Гришка, какое оно там? Каждый раз, когда оно выскакивало из-за горизонта, мне казалось, что мы ныряем, я хватался за стартер, и ракета подпрыгивала. И каждый раз Юшков стукался головой о мою спину. Наконец Воронин сказал, что это дело бесполезное, и приказал ложиться на обратный курс. Петренко было заныл, что ему надо произвести еще несколько снимков, и стал просить сделать еще несколько кругов…
– Петренко в своем репертуаре, – усмехнулся Гриша.
– Воронин так глянул на него, что он боком, боком назад и заполз обратно в свою каюту. Да… И пошли мы обратно.
– Значит, никакой надежды? – спросил толстый Михаил Иванович.
Петр Васильевич не ответил, поднял к губам стакан и отпил немного.
– Даже если они не разбились, – заговорил Гриша, – у них не могло быть никакой надежды, разве что на вашу помощь.
Но найти их таким образом… – Он усмехнулся и покачал головой. – Это только Воронину могло прийти в голову.
– У них не оставалось ни горючего, ни кислорода, – пробормотал Федор. – А если они сели еще и на освещенную сторону – Меркурий – страшное место. Самая скверная планета.
Это уже третья экспедиция, которая там погибла.
– Ее нельзя считать, – возразил Петр Васильевич. – Это была актинографическая экспедиция, и они сели на Меркурии только из-за аварии.
– Все равно.
– Все равно в том смысле, что мы не скоро узнаем, что с ними случилось, ты хочешь сказать? Согласен. Как о Еськине, Кукскико, Лядове и о многих других. За их светлую память!
Все четверо подняли стаканы и молча выпили.
– Вся беда в том, – после небольшой паузы сказал Петр Васильевич, – что мы связаны малым запасом свободного хода.
Лучшие из наших ракет остаются без горючего в самый опасный момент. Вот в чем вопрос. Чего думают наши…
– Погоди, – перебил его толстяк. – Ведь ты не знаешь, два года здесь не был. Ты о «Хиусе» слыхал что-нибудь?
– О «Хиусе»? Это устройство для использования термоядерных процессов, кажется? Слыхал, конечно. А что?
– Ну, ты, брат, отстал, – заметил Гриша, улыбаясь и похлопывая его по руке. – Это же новая эра, можно сказать!
Тут Алексею Петровичу принесли салат и стопку ледяной водки. Взяв стопку, он шепотом повторил: «За их светлую память!» – и залпом осушил ее. Это несколько отвлекло его от разговора. Когда он снова прислушался, то сначала ничего не понял.
Говорил толстяк, убеждающе похлопывая ладонью по столу:
– Да в том-то и дело, дорогой Петр Васильевич, что с «Хиусом» эти соображения теряют всякий смысл. Здесь же совсем другое. Долго объяснять, ты лучше зайди ко мне, я тебе дам последний номерок «Космонавта», там прекрасная статейка по этому поводу.
– Здесь, Петро, не просто механическая сила отдачи, – вмешался Федор. – Здесь фотонное давление, понимаешь? Плазмовый шнур мгновенно освобождается от магнитного поля и распадается в облако…
– Да знаю я эту азбуку, – раздраженно махнул рукой Петр Васильевич. – Еще в институте над ней сидел. Не пойму только, как можно полезный эффект такой штуки увеличить настолько, чтобы применять ее практически. Тем более в нашем деле…
– Господи, – воскликнул Гриша. – Да ведь он еще ничего не знает об «абсолютном отражателе»! Нет, так ты ничего не поймешь. Возьми у Михаила Ивановича журнал, там увидишь.
Толстяк поднялся и стал разливать в стаканы вино.
– Самое главное, – сказал он, – что ты вернулся цел и невредим. Как ни говори, а этот твой рейс был ой-ой-ой! – Он сморщился и покрутил головой.
– Да еще с таким командиром, как Воронин, – добавил Гриша.
Петр Васильевич решительно поднял руку.
– Воронина ты не задевай. Он очень хороший командир, смелый, знающий. Посмотрел бы ты, какой он расчет сделал для обратного полета! Ведь мы буквально на соплях долетели, баки были пусты и сухи, как печные трубы. А он заставил на себя работать даже старуху Луну. Ни одной неточности.
– Не знаю, не знаю, – с сомнением сказал Гриша и отпил из своего стакана. – Может, это и так. Но уж очень он рисковать любит, этот твой Воронин. Помнишь историю с англичанами? Как он тогда выбрался, не понимаю.
– Ладно вам, – сказал толстяк. – В общем, я хотел сказать, что мы все рады, что ты снова дома. А вот нам с Гришей скоро в путь.
– А куда? – Петр Васильевич живо повернулся к нему.
Но в эту минуту за столиком недалеко от них раздался взрыв молодого хохота, и ответа толстяка Алексей Петрович не расслышал. Разговор этот очень заинтересовал его. Он понял, что ему удалось услышать беседу богов – настоящих, прошедших через все испытания своей профессии межпланетников, причем как раз в такое время, когда это больше всего на свете занимало его. Молодежь приутихла, и он снова прислушался, неторопливо управляясь с борщом.
– Запасы огромные, практически неисчерпаемые, – оживленно говорил Михаил Иванович. – «Не счесть алмазов», так сказать. Уран, торий, даже, как предполагают, заурановые элементы. И все это буквально под ногами.
– Вот добраться туда будет трудновато, до этих запасов, – заметил Гриша. – Вообще, все планеты с атмосферами – гадость.
– Кроме Земли, конечно, – сказал Федор. – Да, трудно будет добраться до Голконды. А еще труднее…
– Еще труднее будет дотащить эти сокровища до дому. Не понимаю, – толстяк поскреб мизинцем недоуменно вздернутую бровь, – на что старик рассчитывает? Но у него есть что-то на уме, или за двадцать лет знакомства я ничего в нем не понял.
– Работа на будущее. А наше дело – вперед, к звездам. – И Гриша прочитал звонко:
Как аргонавты в старину,
Покинув отчий дом,
Поплыли мы, тирам-та-там,
За золотым руном.
Голконда… В старое доброе время мы не мечтали ни о каких таких сокровищах. Нужно было лететь и исследовать. Сколько открытий! Сколько новинок!
– Помните Каллисто? – спросил Петр Васильевич.
– Ого, помним ли мы Каллисто! – отозвался Гриша. – Аммиачный туман и всякая ползучая гадость. Мы привезли тогда полудохлого червяка длиной в три метра, и как же ликовали наши биологи! Но больше я туда, надеюсь, не вернусь. Каллисто… Зеленый мир, тьфу!
Толстяк улыбнулся и обратился к Федору:
– Поговаривают, что скоро снова направляют туда экспедицию. Полетишь?
– Нет уж, дудки. Разве что опять с Гладковым.
– А если бы с Краюхиным?
Алексей Петрович отложил ложку и замер.
– Или с Краюхиным. Старый диктатор как никто знает свое дело. Но ведь ему запрещено летать в опасные рейсы. А так – пожалуйста!
