Верила ли я, что Иисус любит меня так, как учит Библия, так, как рассказывала матушка Рэмси? Жизнь, прожитая в такой уверенности, была бы достойной, независимо от того, как это выглядело для внешнего мира. Такая жизнь помогла бы изменить людей, а не место. И разве Господь не явился, чтобы спасти людей? Людей вроде моей матери. Людей вроде меня.
— Пойдемте же, мисс Сэди!
И детей вроде Джанет.
Внутри меня родилось стремление — обнимать этого ребенка, говорить ему нежные слова. Я прижала руки к груди, стараясь сдержать боль, разрывавшую мне душу. Если я так верила в то, что Господь меня любит, я должна была поделиться этой любовью с другими, и это было очень важно. Жизненно важно. Это то, что Господь сделал для меня, а не я для Него.
Когда Дом закроется, у меня не останется ничего, кроме отношений. С Господом, с этими детьми. С миссис Фор, Мирандой, Картером. И с Блэйном, если он разрешит мне приблизиться к нему. Это были сокровища, посланные мне небесами От этого откровения мое сердце обливалось слезами.
Я поднесла к губам руку Джанет:
— Пойдем займемся твоим домашним заданием.
Ступать по Дому впервые за многие дни мне стало легче.
* * *
Миранда сидела на дальнем конце обеденного стола. Лицо Сильвии с тонкими чертами вспыхнуло, она прижала ластик к странице.
— Я поняла! — воскликнула она. — Поняла, поняла!
Миранда обняла ее тонкие плечики. Нежно прижала Сильвию к себе, потом отпустила и посмотрела в тетрадь Генри. Тот весь напрягся в ожидании, слушая Миранду. Не испытывая такого энтузиазма, как Сильвия, он все же кивнул, что-то записал и швырнул карандаш на стол.
— Вы согласны, мисс Сэди? Мисс Сэди? — Карл потрогал меня за колено.
— Что? Прости, прослушала, — сказала я и взъерошила его каштановые волосы, отметив про себя, что ему нужно вымыть голову.
— Я говорю, что хотел попросить вас прочитать с нами вечернюю молитву.
Я посмотрела на его задумчивое лицо, вспоминая день, когда он попал в наш приют. Это был летний, ясный день. Карл был одет в одни лишь рваные штанишки, обуви на нем вообще не было. Его отец, явившийся навеселе, хотя было еще утро, ушел прочь прежде, чем я успела разузнать хотя бы какую-то информацию о мальчике и его семье.
От какого сокровища он отказался! Дитя, полное жизни и любви и готовое делиться ими с каждым, кого повстречает.
Я обняла мальчика.
— Обещаю найти для этого время сегодня вечером. Ждите, я обязательно приду. А сейчас расскажи-ка мне, все ли задания ты выполнил?
Карл кивнул и убежал играть.
Я с нетерпением ожидала вечера.
* * *
— Не возражаешь, если я помогу тебе сегодня уложить детей спать? — спросила я Миранду, когда часы пробили девять.
— Буду только рада, — последовал ответ.
Мы поднялись по лестнице. В парадные двери кто-то постучал.
— Кто же это может быть? В такое-то время…
Я отправила Миранду к детям. Присоединюсь к ней, как только отпущу нашего нежданного гостя, и успею к началу молитвы.
Распахнув двери, я вгляделась в сереющую мглу. Передо мной стояла женщина, одетая в старое черное платье. Она подтолкнула вперед маленького мальчика в темном костюме.
— Сегодня я похоронила мужа. У меня нет возможности позаботиться об Оливере. — Ее голос оборвался. Натруженной рукой она погладила черные кудряшки ребенка.
Я обернулась и поглядела через плечо, но, конечно, рядом со мной никого не было.
— Не могли бы вы вернуться утром? Мы просто уже ложимся спать.
Женщина покачала головой, и ее глаза тут же наполнились слезами.
— Я должна успеть на последний поезд до Питтсбурга. Я слышала, что там есть гостиница. Возможно, мне удастся устроиться туда на работу.
В отличие от матери Лили Бет, вид этой отчаявшейся женщины всколыхнул во мне волну сострадания. Но цифры в нашей бухгалтерской книге висели надо мной как дамоклов меч. Нам не хватало денег на то, чтобы прокормить и одеть тех детей, которые ночевали под этой крышей сегодня, не говоря уже о том, чтобы взять еще одного. И, вероятно, всех наших воспитанников распределят по другим приютам в разных округах, когда мы меньше чем через неделю закроемся. Нет, принять его сейчас будет неправильно.
Огромные глаза на худеньком личике. Мальчик взглянул на меня снизу вверх. Без улыбки. Без страха. Без слезинки или дрожи. Мое сердце сжалось.
— Вы не можете взять его с собой?
— Не зная, что меня там ожидает? Потратив последние деньги на билет в один конец? Умоляю вас, мэм! Будьте милосердны к моему ребенку! Будьте милосердны ко мне!
По землистым щекам женщины покатились слезы, смывая остатки моей решимости. Прошу Тебя, Господи, прошу Тебя. Что я делаю?
В моей голове звучали библейские предания, которые учили, что нужно заботиться о сиротах, бедных и угнетенных, слышать зов страждущих и помогать им. Писанию противостояли суровые слова попечительского совета, которые я услышала во время последней встречи: «Экономия, мисс Силсби. Вот что нам необходимо».
— Прошу вас, мэм! Вы моя последняя надежда.
Женщина пошатнулась, словно вот-вот упадет в обморок. Ела ли она сегодня, в этот день, полный горя и скорби?
Не обращая внимания на предостерегающие слова членов попечительского совета, звеневшие у меня в ушах, я пригласила мать с ребенком войти в дом. Я опустилась на колени перед мальчиком и взяла его за руку.
— Останешься здесь ненадолго? Там, наверху, живут другие ребята, некоторые из них — твои ровесники. Вам не будет скучно.
Оливер взглянул на мать своими большими влажными глазами. Она кивнула. Оливер повернулся ко мне и тоже кивнул.
Я поднялась, снова отметив, что моя неожиданная гостья еле держится на ногах. Я взяла ее под руку и отвела в кухню.
— Давайте вы для начала чем-нибудь перекусите, а потом мы заполним некоторые документы.
Еще до того, как часы пробили десять, мать Оливера ушла, чтобы успеть на последний поезд, уходивший из города. Но, слава богу, она была сыта, имела с собой немного провизии, в кошельке у нее звенело несколько монет из моих собственных скудных сбережений, а я заручилась ее обещанием, что она вернется за своим малышом, как только сможет обеспечить себя и его.
Поднимаясь с Оливером по лестнице, ведущей в спальню мальчиков, я поняла, что снова пропустила вечернюю молитву.
* * *
Я поцеловала Джанет в щеку. Ее веки дрогнули, но девочка не проснулась. Я еще раз проверила, как себя чувствует Оливер. Его размеренное дыхание подсказало, что мальчик наконец уснул. Сквозь глухую темноту я пробралась в собственную спальню.
