— Вы контактируете с отделом «М»? — искренне удивился Александр, и Олаф поддержал его негодующим фырком. — А с ними-то вас как судьба свела?
Я иронично хмыкнула:
— Не судьба. Одинцов.
— Понятно, — задумчиво протянул некромант и обменялся с племянником очередным загадочным взглядом. — Сколько людей вам надо?
— Немного. — Я не стала озвучивать свои несбыточные мечты и подошла к делу здраво. — Двоих, можно троих. Но только тех, кто действительно будет понимать, на что подпишется. Как и в случае с клубными боями, я не буду отвечать за их жизни и возможный летальный исход.
— Хм… — Александр задумчиво прищурился. — Ну, допустим, одну такую леди я знаю… Вы ведь не против женщин в своей команде?
— Вы о Виктории? — Некромант кивнул. — Только за. Но она уникальна, и вы сами это знаете. — Прищурилась в ожидании подтверждения, и Александр чуть прикрыл глаза. — И согласится ли? Они с Виктором виделись у меня дома, и мне показалось, что между ними промелькнуло нечто большее, чем неприязнь.
— Они были знакомы раньше, — подтвердил мои подозрения Александр. — И, как и со всеми нами, Виктор расстался с ней не на самой хорошей ноте, хотя в самом начале их знакомства между ними знатно искрило. Однако… — Тут он задумался и, не став продолжать, жестом остановил сам себя. — Минутку. Не будем гадать, я наберу и узнаю ее собственное мнение по этому поводу.
— Да, будьте любезны.
Пока Александр искал в телефонном списке номер валькирии, Олаф подвинул к себе салфетку и, вооружившись ручкой, что-то торопливо застрочил. Покосился на меня, вдумчиво прищурился, кивнул своим мыслям и дописал еще. Подвинул исписанную салфетку мне и жестом предложил ознакомиться с текстом.
Заинтригованная, вчиталась.
«Мне очень приятно, что ты пришла. Жаль, не могу исполнить собственное обещание и зацеловать — сегодня ты не просто хороша, а окончательно свела меня с ума».
Я не удержалась от улыбки и покосилась на коварного обольстителя. Тот сидел с таким невинным видом, словно исписанная салфетка — не его рук дело. Вновь опустила взгляд вниз и дочитала.
«Как только это все закончится — прикую тебя к кровати и воплощу в жизнь все, что мне снилось этими одинокими ночами вдали от тебя».
О? А это уже серьезное заявление! Вот только…
Смерила наглеца оценивающим взглядом, жестом потребовала ручку и подписала ниже: «С чего ты взял, что я дам себя приковать?»
Глаза Олафа заинтересованно блеснули. Он приподнял бровь и театрально изобразил задумчивость. Затем жест «Эврика!», и на салфетке появилось следующее: «Потому что я тебе нравлюсь. Ты ведь пришла!» И мастерски заиграл бровями, когда я прочитала этот бред и возмущенно фыркнула. Ответ пришлось писать уже на следующей салфетке, так как предыдущая закончилась: «Мой мужчина должен думать не только о себе и сексе, но и о моих собственных чувствах и желаниях».
На этот раз задумчивость продлилась на пару секунд дольше. Олаф прищурился, почесал нос, усмехнулся и наваял: «Хочешь — дам приковать себя?»
Кто о чем, а он неисправим! Покачала головой, осуждая, и тихо произнесла вслух:
— Не боишься стать зависимым от ведьмы?
«Главное — чтобы это была ты».
И самым честным взглядом и уверенным кивком сопроводил свое заявление.
Я уже собралась задать новый провокационный вопрос: все ли у него в порядке с головой, как Александр тихонько кашлянул, привлекая наше внимание, и произнес:
— Виктория согласна с небольшой оговоркой: только если Одинцов попросит ее об этом лично, признает, что был не прав, и извинится.
— В чем? — Я искренне удивилась требованию валькирии. Не думала, что Викторию придется упрашивать поучаствовать в готовящейся заварушке и выполнять ее какие-то странные условия.
— Я не совсем понял. — Некромант пожал плечами. — Но судя по тому экспрессивному мату, которым она обложила Одинцова, когда я упомянул его имя, тот успел снова ее обидеть.
Сначала я недоуменно нахмурилась, но почти сразу вспомнила, что сама не так давно выставила этих двоих за дверь, причем одновременно. Вообще-то я надеялась, что они найдут общий язык и просто поговорят о деле, но, видимо, что-то пошло не так. Хотя, зная Викторию, удивляться нечему.
Что ж, значит, придется Одинцову извиняться, потому что такими ценными кадрами не разбрасываются.
— Я со всем разберусь. Скажите, Александр, кого еще вы можете мне порекомендовать?
— О, тут я уже пас. — Он поднял руки и следом указал на племянника. — С этими вопросами вам к Олафу. Он у нас профессиональный устроитель боев и знает всех бойцов как свои пять пальцев. Однако считаю, этот момент вам будет лучше обсудить завтра. Заодно увидите, так сказать, товар лицом.
Я немного удивилась, на что Александр честно признался:
— Прошу простить — дела. Я и так с вами сегодня засиделся. Хотя, если вы справитесь без меня… — И в первую очередь вопросительно глянул на Олафа. Тот поторопился закивать — мол, справимся, не переживай, и Александр удовлетворенно кивнул. — Вот и отлично. — Мне же досталась неожиданно теплая улыбка и новое признание: — Было очень приятно провести с вами время, Айя. Давно не встречал настолько потрясающей женщины. Увидимся с вами завтра.
На прощанье мне поцеловали руку, заработав неприязненный взгляд племянника, а затем еще и заговорщически подмигнули, вызывая очередной приступ ревности у разошедшегося хомушки. Но вот за единственным здравомыслящим мужчиной в этом клубе закрылась дверь, и на меня посмотрели так, словно собирались съесть. Предварительно затискав до смерти.
Почему-то я сразу поняла, что если буду сопротивляться, то придется делать это всерьез — простого отталкивания и даже угроз будет недостаточно. Вскакивать и сломя голову бежать на выход, крича «спасите-помогите», я не собиралась — не позволило бы длинное платье, да и гордость, поэтому выбрала кардинально иной вариант и пошла в наступление первой.
— Знаешь, ты прав. — Я медленно наклонилась к Олафу, еще медленнее намотала его локон на свой палец и продолжила: — Ты мне нравишься. — Томно улыбнулась, добавляя во взгляд поволоки, и, чувствуя, как его рука скользит по моей талии, чтобы поскорее обнять, выдохнула прямо ему в губы: — И это чувство только усилится, если ты сейчас же отвезешь меня домой. Самое время принимать лекарства и менять повязку на ране.
Взгляд Олафа всего за секунду из млеющего стал собранным, рука на моей талии напряглась, а из мужской груди вырвался тоскливый вздох. Уверена, вырвалось бы еще много чего, но я верно разгадала его суть: хомушка мог сколько угодно бравировать своим мужским превосходством, но когда разговор заходил о здоровье и помощи — тут он становился сам не свой. И виновато в этом именно то происшествие семилетней давности, которое до сих пор тяжелым грузом лежало на его совести.
В общем, вместо горячих объятий и исследования моего тела Олаф чуть отстранился и вновь взялся за ручку.
