Отправляться на поиски Олафа большого желания у меня не было, но и оставаться на этой кровати, которая, несомненно, не раз использовалась по прямому назначению, тоже. Поэтому я пересела в очень удобное кресло у окна и продолжила свои невеселые размышления уже в нем.
Значит, теперь я должна ему ночь. И не сказать, что я сильно против, но раздражала сама формулировка. Должна. И кстати, почему Олаф не дождался моего пробуждения рядом со мной? Неужели испугался реакции? Да я вроде не слишком агрессивна…
Прищурилась, мысленно прикидывая степень своей враждебности, и уверенно кивнула. Да я вообще само спокойствие!
Ну разве что ударила бы его пару раз по болевым точкам… Так, для острастки. Потому что нечего на меня всякую дрянь сдувать! Еще и наручниками приковывать! Это как вообще называется?
Недовольно покрутила металлические браслеты, но снимать не стала, хотя и могла. Будет, что предъявить, когда меня наконец осчастливят визитом. Ведь не стану же я всю ночь в одиночестве здесь куковать. Смысл тогда на эту самую ночь спорить?
Я просидела еще не меньше получаса, когда дверь бесшумно открылась и в комнату вошел Олаф. Мигом нашел меня сосредоточенным взглядом, секунд пять оценивал вероятность нападения с моей стороны, но я сидела спокойно и едва уловимо улыбалась, так что он шагнул ко мне и настороженно произнес:
— Все в порядке?
— В полном, — подтвердила я, словно ничего из ряда вон выходящего не произошло. — Немного проголодалась и заскучала, но в остальном… — Изобразила задумчивость, нарочито небрежно прикусила ноготь, поизучала потолок и в конце концов уверенно кивнула. — Да, в остальном все просто идеально. А почему спрашиваешь? Что-то произошло?
— Не злись. — Олаф поморщился и приблизился окончательно. Присел передо мной на корточки и неожиданно обнял за ноги, положив голову мне на колени.
Аж опешила немного. С минуту мы провели в молчании. Провели бы и больше, но я решила все-таки сделать шаг навстречу. Бессмысленно злиться на того, кто задевал струны моей души, извлекая из них мелодичные переливы, и мне хотелось этого снова и снова. Поэтому я положила ладонь на голову своего своенравного хомушки и начала ласково поглаживать, тихонько перебирая волнистые пряди.
Снизу до меня донесся облегченный выдох, и я не удержала понимающей усмешки. Опасается… Не зря, но сегодня я больше не настроена на противостояние. Достаточно того, что я уже умудрилась проиграть спор. Впервые за многие сотни лет.
Так мы провели еще несколько минут, после чего уже Олаф решил проявить инициативу. Тронул пальцами мои лодыжки, скользнул выше и начал осторожно массировать икры. Постепенно пальцы сменились ладонями, а те, в свою очередь, переместились на бедра. Наше дыхание, слившись в одно, стало глубже, а желание вернуться в кровать — сильнее. Правда, промелькнула мысль, что слишком уж я непостоянна в своих желаниях, но как промелькнула, так и пропала. Один раз живем, можно себя и побаловать, позволив мужчине сделать мне приятно.
А мне было приятно, без сомнений! Олаф явно имел достаточно опыта в обращении с женщинами и теперь реализовывал эти знания на мне. Не суетился, не спешил. Неторопливо продвигался все выше, безошибочно находя все мои чувствительные места, при этом действуя лишь руками. Понимала, что поцелуев сегодня не будет, и немного жалела об этом, но успокаивала себя тем, что пока это нисколько не влияло на остроту получаемых ощущений. Наверняка не помешает и остальному. Горячие ладони и требовательные пальцы с лихвой компенсировали отсутствие поцелуев, и я послушно подалась вперед и прогнулась в спине, когда меня об этом молчаливо попросили.
Ни слова, ни звука, лишь интуитивное восприятие желаний и движений друг друга, чтобы получаемое наслаждение было взаимным. Это можно было назвать сюрреалистичным массажем с эротическим уклоном, но сейчас я меньше всего хотела подбирать определение тому, что мы творили друг с другом. В кресле. В одежде. Получая удивительное удовольствие всего лишь от легких поглаживаний, крепких объятий и невероятного взаимопонимания. В какой-то момент я даже ненадолго растворилась в собственных ощущениях, прекратив анализировать и удивляться происходящему, но в реальность меня вернул посторонний звук.
Телефон. Навязчивая мелодия отвлекала нас снова и снова, и Олаф в итоге не выдержал. С раздраженным рычанием отстранился, лишая меня тепла и приятной тяжести своего тела, выдернул из заднего кармана мобильник и хотел отбросить его прочь, но в последний момент передумал. Внимательно всмотрелся в номер входящего звонка и нахмурился. Отстранился еще и поднял руку в извиняющемся жесте.
— Прости, отвечу, — и уже настырному звонящему досталось недовольное: — Да?
Буквально на глазах выражение лица Олафа менялось с раздраженного на сосредоточенное и даже немного суровое. При этом он почему-то безотрывно смотрел на меня, положив свободную руку на мое бедро, а я все еще не могла окончательно вернуться в реальность и подслушать, с кем и о чем он говорил. Точнее, только слушал. Меня переполняла эйфория, в крови плескались игривые пузырьки неведомого происхождения, а в животе порхали те самые бабочки, о которых так любили писать в дамских романах.
— Она со мной, — тем временем произнес Олаф, заставляя меня нахмуриться и попытаться сосредоточиться. — С ней все в порядке, да. Я разберусь, не переживай. Спасибо, что позвонила. Дальше я сам.
И сбросил вызов.
Взял меня за руку, легонько сжал, словно к чему-то пытался подготовить, но вызвал лишь сильнее недоумение. Шумно выдохнул, все это время так и не отведя глаз, и медленно, будто боялся, что я не пойму, произнес:
— Звонила Дарья. Твою лавку подожгли.
— Что? — Я наклонила голову и моргнула.
Мне показалось, я ослышалась и Олаф хотел сказать что-то совсем другое, но он весомо кивнул и повторил:
— Твою лавку подожгли. Сработала сигнализация, и ее уже тушат приехавшие пожарные, чтобы огонь не перекинулся на квартиры, но Дарья говорит, что все очень серьезно и вряд ли что-то останется. Беспокоилась о тебе. — Олаф поморщился. — Позвонила мне, когда не смогла дозвониться до тебя.
— Не смогла… — повторила я слегка заторможенно, не желая верить в происходящее. Возвращение в реальность выходило болезненным. — Почему?
— Твои вещи — сумочка и телефон остались в кабинете.
— А-а…
Меня охватывало какое-то странное опустошение. Мое любимое дело. Моя лавка. Прошло всего несколько часов как я уехала из дома, а его… Его больше нет?
Какой-то частью сознания я понимала, что, по сути, это ерунда и совсем не конец. У меня есть сбережения, у меня еще есть часть клада, который я до сих пор не реализовала, у меня, наконец, есть я. Все можно исправить. Все.
Но почему тогда так больно?
— Айя! — Олаф порывисто меня обнял, прижимаясь лбом к моей груди. — Мы со всем разберемся, обещаю. Найдем, накажем. Восстановим и сделаем лучше прежнего.
