Никакой романтики, сводящих с ума поцелуев, ласковых прикосновений и жаркого шепота. О нет, полумеры сейчас были не для нас. Грань между наслаждением и болью стала тонкой как никогда.
Испытывала ли я страх? Нет. Словно это вовсе не я. Безумие страсти передалось мне, вспыхнуло в крови и быстро распространилось по жилам.
Болезненные поцелуи, почти укусы. Крепкие объятия, оставляющие на коже отметины. Судорожные стоны, тихий рык, идущий из глубины души.
Кажется, мы что-то свалили и даже разбили, когда кружились по комнате, не в силах оторваться друг от друга, пока Ник не впечатал меня в стену.
Глухой удар и мой слабый стон.
Холод по ногам, когда мужчина стащил с меня штаны. Я неловко переступила, пытаясь избавиться от ненужных вещей, но осталась при этом в носках.
Рывок — и вот я уже обхватила ногами его бедра, удерживаясь на весу лишь благодаря силе мужских рук.
Все быстро. Слишком быстро, чтобы я смогла осознать происходящее и начать сопротивляться.
Мгновение, и я почувствовала его в себе. Одно резкое движение.
Тихий вскрик и его животный стон.
Движения — быстрые, яростные. И пальцы на ягодицах, сжимающие так сильно, что точно останутся синяки.
Но и я не отставала, царапалась и даже кусалась.
Разрядка была такой же быстрой и яростной, как и прелюдия. Мне кажется, я даже на секунду потеряла сознание, не выдержав столь ярких ощущений.
А когда очнулась, все еще прижатая к стене, едва дыша, все еще ощущая Ника в себе, вернулась память.
И, видимо, не только ко мне.
Я сразу почувствовала, как мужчина задрожал всем телом и тут же медленно опустил меня на пол, стараясь не смотреть в глаза.
Ощутив под ногами твердую поверхность, я пошатнулась, но устояла. Сразу же схватила штаны и, не глядя, принялась одеваться. Надо бы сначала сходить в душ, но сейчас мне больше всего хотелось уйти отсюда, сбежать.
— Вика, — голос тихий и такой виноватый, что, кажется, еще немного — и я не смогу это выдержать.
— Я не хочу тебя больше видеть. — Молния на джинсах не поддавалась, и я никак не могла их застегнуть. Или все дело в дрожащих пальцах?
— Вика…
Сейчас я больше всего боялась, что он вновь меня коснется и все начнется сначала. Опять. И воспротивиться этому безумию я не смогу.
— Если ты или твои родственники подойдут ко мне ближе, чем на пять метров, я подам на вас в суд.
— Вика.
Ну зачем? Зачем он произносит мое имя? Снова и снова? Думает, это меня остановит?
Молния все-таки поддалась, и я поспешно поправила задравшуюся водолазку, чувствуя себя при этом страшно грязной.
— Ребенка не будет. Так что вся твоя затея зря. Я сделаю аборт. А ты… — Ком у горла сделался совсем большим, стало трудно дышать. — А ты навсегда исчезнешь из моей жизни.
Я все-таки заставила себя посмотреть на него. Прямо в глаза, которые уже вернули привычный зеленый цвет.
Боль, тоска, безнадежность и сожаление.
Но что это даст мне? Как уймет боль? Как излечит от предательства? Или он думает, что сможет меня разжалобить одним взглядом?
— Давай поговорим.
— Нет.
Я бросилась к сумке и начала проверять документы и кредитки.
Все на месте.
— Ты не можешь так просто уйти. Вик, ты же умная девушка. Ты же должна…
— Должна?! — Голос сорвался, но я быстро взяла себя в руки. Повернулась к нему, прижала сумочку к груди. — О нет, Н’Ери, я ничего тебе не должна. Ни тебе, ни кому бы то ни было. Ты просил довериться, и к чему это привело? Разговора и задушевных бесед не будет. Я… никогда тебя не прощу!
Его лицо вновь исказилось от боли, вот только удовлетворения это не принесло.
Бросив еще один взгляд в его сторону, я дернула плечом и быстро выбежала из комнаты, чтобы уже на лестнице услышать полный гнева рык и грохот ломающейся мебели.
— Виктория? — внизу меня все еще ждал старший З’Ерн. — Выслушайте меня. Прошу.
Я замерла всего на мгновение.
— Я уже сказала Нику, но повторю и вам, — безэмоционально ответила ему. — Если кто-то из вашей семьи подойдет ко мне или попытается каким-либо образом повлиять… Я обращусь в суд. И дойду до конца.
Его рука безвольно опустилась, а я побежала дальше и буквально влетела в коридор, где едва не наткнулась на Ольгу Ивановну. Женщина будто постарела на десяток лет, осунулась и потемнела, стали заметны морщины, которые некрасиво изрезали ее лицо.
— Бежишь? — тихо спросила она, глядя, как я быстро накинула пуховик на плечи, пытаясь дрожащими пальцами завязать шарф на шее.
— Не вам меня осуждать.
— Я прошу лишь выслушать.
— Зачем? Чтобы вы вновь начали мне лгать? Нет, спасибо. Хватит. — Я присела на пуф, чтобы завязать ботинки.
— Но куда ты собралась? Ночью.
— Я вызвала такси.
— И когда оно приедет? Вика, не спеши.
Но я уже подошла к двери, поскольку не в силах была оставаться здесь ни на минуту. Мне требовался воздух, кислород, и как можно быстрее.
— Знаете, — я замерла, но поворачиваться не стала, — я еще могу понять их. Они звери, хищники, но вы… Вы же человек. Как вы могли согласиться на такое? Как вы могли допустить, чтобы со мной так поступили?
Я не ждала ответа и уже открыла дверь, чтобы выйти, когда услышала тихое:
— Он мой сын. Я просто хотела, чтобы он был счастлив. Я знаю, когда-нибудь ты поймешь.
Мотнула головой и вышла, вдыхая чистый морозный воздух, задыхаясь от боли и тоски. Но слез не было.
Нет, я не могла позволить себе расклеиться и удариться в истерику.
Потом. Все потом. А сейчас надо быть сильной.
Такси все еще не приехало, а морозец крепчал, пощипывал щеки, рисуя не слишком радужные перспективы.
Ждать еще часа два на холоде, пойти пешком или все-таки вернуться в дом?
Ну, нет. Третий вариант меня совершенно не устраивал. Уж лучше замерзнуть насмерть, чем вернуться туда.
Стоило мне так подумать, как из гаража неожиданно выехала машина и затормозила рядом со мной. Дверь приглашающе открылась, и показалась Кила.
— Садись.
Мотнула головой и засунула руки поглубже в карманы куртки.
— Садись. Я отвезу тебя в аэропорт. А то замерзнешь еще и заболеешь.
Я снова покачала головой, но уже не так решительно.
— Вика, я не знала. Клянусь тебе, что не знала, — тихо, но уверенно произнесла она. — Я не буду обсуждать правильность или неправильность произошедшего. Просто хочу помочь. Садись.
