— Ник рассказал вам о шаери?
— А что это?
— Я его шаери. Половинка зверя. Он чувствовал, что со мной происходило. Мою боль. Скажите, вы женаты? Что бы с вами было, если бы вы не только знали, что вашу жену в данный момент насилуют, но и чувствовали это? Ее… мой страх, ужас и отчаяние. Вы бы смогли сдержаться? Войти в спальню и понять, что вашего ребенка больше нет? — Я кричала и ничего не могла с этим поделать.
— Это надо остановить! — Ко мне подбежала мама.
— Успокоительное. Я вызову врача, — вторила ей психолог, но я оттолкнула их и смотрела прямо в глаза следователю.
— Да, я не могу избавиться от этих воспоминаний. Да, меня преследуют кошмары. Но я рада. Рада, что эта мразь мертва. Что он не будет сидеть на скамье подсудимых, нагло улыбаться и смотреть мне в глаза. Что он через пару годиков не выкупит себе свободу.
— Я понял вас, Виктория. У меня только один вопрос. Вы хотели этого ребенка?
Гнев сразу утих, я опять стала слабой, беспомощной и растерянной.
— Что?
— Господина Н’Ери обвиняют еще и в том, что он против вашей воли сделал вам ребенка, а это противоречит соглашению между хищниками и людьми.
— И кто выдвинул эти обвинения? — Я бросила злой взгляд в сторону мамы.
Та быстро замотала головой и пожала плечами.
— Берт З’Ерн.
Почти не удивилась этому заявлению. Дорогой кузен не упустит возможности утопить Ника.
— Тогда могу со всей уверенностью сказать, что я хотела этого ребенка и принуждения со стороны моего жениха не было.
— Благодарю за ответы. Если будет необходимость, мы с вами свяжемся.
— Я могу его увидеть?
— Как только вам разрешит врач.
В дверях уже стояла медсестра со шприцем на изготовку. Я покачала головой:
— Не надо. Со мной все хорошо.
— Вика, но, может…
— Не надо, — оборвала маму, возвращаясь на кровать. — Сейчас я просто хочу побыть одна.
Этим вечером мне все-таки удалось отвоевать свою жизнь. Три дня, в течение которых я самозабвенно предавалась тоске, жалея себя, подошли к концу. Прошлого не воротить и изменить его невозможно, но я намеревалась воевать за свое будущее.
Первый, самый сложный разговор был с мамой, которая наотрез отказывалась признавать, что я здорова и способна сама принимать решения.
— Ты пережила такой стресс, — настаивала она.
— И выжила, — перебила ее и покачала головой, стараясь не смотреть в глаза родительнице.
И как я могла допустить такое? Как незаметно позволила родным влезть в мою судьбу, перевернуть ее до основания? Ведь раньше все было совсем иначе — самостоятельная жизнь в столице, работа, независимость.
Изменения произошли после того, как маме поставили страшный диагноз. Именно страх потерять ее сделал свое дело, я дала слабину. Господи, да я готова была жизнь свою отдать, лишь бы спасти ее. А получается, отдала свободу.
Даже сейчас, твердо уверенная в принятом решении, я испытывала чувство вины. За то, что выросла. За то, что отказывалась подчиняться. За то, что причиняла ей боль, хотя шесть месяцев назад клялась всегда слушаться. Лишь бы она осталась с нами. Как изменчив наш мир.
— Я ведь хочу как лучше.
— Но делаешь только хуже. — Говорить это оказалось сложно, но необходимо. — Мам, не надо… Просто не надо. Пусть я набью шишки, пусть мне будет больно. Но это буду я. Пытаясь надавить, ты лишаешь меня смысла жизни. А я этого не хочу.
— Вика, что ты такое говоришь? Ты из меня врага делаешь.
Ее глаза были полны непролитых слез, и сердце снова дрогнуло, а разум подкинул другие воспоминания. Когда мама лежала на больничной постели, исхудавшая, бледная, с огромными синими тенями под глазами, а я застыла на жестком стуле, держа в руках ее хрупкую ладонь, и молилась как только могла.
Пришлось даже ущипнуть руку, чтобы прийти в себя. Все слишком далеко зашло.
— Правду, — тихо, но твердо ответила ей. — Если ты меня действительно любишь, то поможешь и примешь мое решение.
— Он причинил тебе столько боли.
— Но именно Ник сделал меня счастливой, — возразила ей.
— То есть ты выбираешь его?
Разговор зашел в тупик. Никогда не думала, что дойдет до такого, мы ведь всегда ладили. Или это была видимость, потому что наши интересы совпадали? А теперь правда наконец открылась.
— Ты действительно желаешь так поставить вопрос? Хочешь заставить меня сделать выбор? — спокойно спросила я.
Мама поджала губы и некоторое время молчала.
— Что ты хочешь?
— Мне нужен ноут, доступ в интернет и телефон. Еще ты говорила, что мое лечение оплачивают Н’Ери.
— Да, это так.
— Отлично. Мне необходимо с ними поговорить. У тебя или у персонала есть контакты? Если меня отсюда не хотят выпускать, то пусть впустят их. Мне все равно, кто это будет.
— Хорошо.
— Спасибо.
Ноутбук и сотовый я получила через полчаса. Мама с каменным выражением лица вручила мне все и так же молча удалилась.
Интернет великая вещь, там можно найти много интересного. Особенно когда все отечественные и зарубежные СМИ трубят о кровавой резне в нашем некогда спокойном городке.
Оказывается, Морозов не терял времени даром. Убив отца (журналисты писали о том, что он лично застрелил родителя), отморозок запустил цепную реакцию. Главы местных бандитских группировок, те самые, которые помогли ему обезвредить охрану Морозова-старшего и возвели на трон, жаждали получить свой куш. И он обещал им богатства и капиталы хищников. Оставалось всего ничего — силой отобрать их.
В тот момент, когда я выходила из магазина отца, на другом конце города, в престижном районе двуликих, банда вооруженных отморозков громила и убивала хищников.
У меня сердце сжалось, когда я увидела снимки сгоревших домов, разгромленные и покореженные машины и парочку тел, которые лежали на мостовых, прикрытые белыми тряпками.
Но на самом деле все могло кончиться намного хуже, если бы у хитрого К’Аури не было своего человека у Морозова. Именно он сообщил о грядущем нападении. У двуликого имелась пара часов, чтобы подготовиться к осаде и срочно вывезти женщин и детей.
Это была настоящая бойня. Первое масштабное столкновение двух видов за все время существования договора.
Произошедшее грозило затяжной войной и разрывом дипломатических соглашений.
О Нике было много информации. Закусив до боли губу, я рассматривала его фотографии в момент ареста, читала статьи и заметки.
Столичный мажор, перегрызший горло Морозову. Хищник, пытающийся спасти свою невесту, попавшую в руки маньяку. Одна половина публики его осуждала, другая возносила и славила как героя.
