Синяки почти сошли, стали отвратительного желто-фиолетового цвета, ушибы зажили, а кошмары перестали мучить. Но легче не становилось.
Я так себя истязала, что едва не потеряла сознание. В самом прямом смысле этого слова. Просидев на диване в гостиной, резко встала и тут же плюхнулась назад. Перед глазами все закружилось, полетели черные мушки, и я едва не отключилась.
— Вика? — Ольга Ивановна тут же оказалась рядом. — Что с тобой?
— Голова закружилась, — все еще боясь открыть глаза, ответила ей.
— Сейчас принесу воды, — произнесла женщина, убегая.
Я откинулась на спинку дивана, пытаясь успокоиться и прийти в себя. Горькая слюна подкатила к горлу, напомнив, что я почти ничего не ела.
Снова шаги — осторожные, нерешительные, шорох одежды, и в следующее мгновение я ощутила, как к моим губам прикоснулось прохладное стекло.
— Спасибо, — все так же, не открывая глаз, ответила я, взяла стакан и сделала пару глотков. Слабо звякнул лед. — Сейчас посижу чуть-чуть, и пройдет.
— Тебе надо быть осторожнее.
Рука дрогнула, и я едва не уронила стакан на пол, но вовремя успела подхватить другой рукой.
Выпрямилась, все еще боясь посмотреть. Вдруг у меня начались галлюцинации? Очень материальные галлюцинации, сидящие в кресле напротив, пропахшие морозом и снегом, с синеватой щетиной на подбородке и застарелой ссадиной на скуле. В потертых джинсах и коричневой куртке с мягким мехом, в вырезе которого я могла рассмотреть черный пуловер.
— Ты здесь, — едва слышно произнесла я, впиваясь взглядом в родного и такого любимого мужчину.
— Здравствуй.
Ярко-зеленые глаза безумным огнем горели на исхудавшем лице.
— Ты не позвонил. Мы бы хоть как-то подготовились.
Слова застряли в горле. Все казалось глупым и неважным, и эта неправильность выбивала из колеи. По-другому я представляла нашу встречу. Может, и чувства я тоже выдумала?
— Меня освободили всего пару часов назад, и я сразу к вам.
— Ясно.
— Я видел твое интервью.
— Не понравилось? — спросила у него.
Дрожащими руками поставила стакан на столик и обхватила плечи.
— Понравилось.
— Мог бы сообщить об этом. Я ведь не получила от тебя за это время ни строчки, ни весточки.
— Ты не поверишь, я боялся.
— Чего?
— Я видел твое лицо, глаза… тогда… Ты боялась меня, была в ужасе.
— В шоке, — поправила его, понимая, что Ник прав. Мне тогда было очень страшно.
— Я хищник, Вика.
— Это я заметила.
Он отодвинул в сторону воротник кофты, показывая новое клеймо на шее — ярко-алое, как сама кровь.
— Был им. Сейчас — до вынесения решения — зверь под замком. Теперь ему так просто не вырваться.
— Но они отпустили тебя.
— Подписка о невыезде, огромный залог. Ты подняла знатную бучу.
— Я старалась.
Мы снова молчали, пристально глядя друг другу в глаза.
— Прости, что не защитил тебя.
— Ты меня спас.
— И чуть не потерял. Я разговаривал с твоей матерью.
Я напряглась. Даже представить было страшно, что она ему успела наговорить.
— Она рассказала о твоем желании.
— О каком? — не поняла я.
— Начать все заново, без родственников, наследства, дядей, игр и притворств. Просто ты и я.
— Разве это возможно? Вот так взять и забыть.
— Мы можем попробовать. Правда, долго наш дуэт не просуществует, — хмыкнул он.
— В каком смысле?
— Ты забыла о нем, — и указал взглядом на мой живот.
Я сглотнула и отвернулась.
— Ты не знаешь, — глухо ответила ему, мне снова стало холодно. — Его нет. Те побои не прошли даром.
Тишина и осторожное:
— Вик? Ты шутишь?
Если бы…
— Не знаю, кто и что тебе сказал, но я чувствую его, и отец тоже. Прямо сейчас.
— Что? — Я повернулась к нему всем телом, сжимая подушку дивана. — Что ты сказал?
— И твое сегодняшнее головокружение говорит о том же.
— Но анализы…
— Могли ошибиться. Срок ведь был совсем небольшим.
— Господи, — прошептала я и прикрыла рот рукой, боясь поверить в то, что это не сон.
— Вик, ты думала… Я не знал. Даже не подозревал.
Я не дала ему договорить, бросилась вперед, приземлилась на колени и крепко обняла. Так сильно, как мечтала. И даже крепче.
К черту страхи и тревоги. Я подумаю об этом позже. Или никогда. Хватит с меня забот и проблем.
Сейчас я была просто счастлива и собиралась упиваться этим счастьем как можно дольше.
ЭПИЛОГ
Глупо утверждать, что у нас с Ником все сразу стало хорошо и идеально. Неправда. Фактически мы были парой всего несколько недель. Очень насыщенных и ярких недель, которые вместили в себя гораздо больше, чем обычно выпадает влюбленным. А если учесть, что большую часть времени мы играли в любовь (по крайней мере, игра была с моей стороны), то все еще сложнее.
Несмотря на интервью, в котором я признавалась всему миру в своих чувствах, повторить это, глядя в золотисто-зеленые глаза Ника, оказалось очень сложно и почти невозможно. Мы будто вернулись назад. Недосказанность, тревога и смущение. Теперь еще и ребенок, тот самый, которого я уже похоронила и оплакала. Он был жив. Тест, купленный Ником по пути в наше новое жилище, и две яркие полоски на нем говорили о том, что это правда. Ребенку быть, и с этим тоже требовалось примириться.
Радовалась ли я этому обстоятельству? Очень.
Но что делать дальше, не знала.
Нам с Ником надо было привыкнуть друг к другу и научиться жить вместе. Вдали от всех. Наконец-то. Нет, мы не отгородились от всего мира, не прервали все контакты с семьями, а лишь уменьшили и свели до необходимого минимума.
Согласно постановлению суда, который выпустил Ника под залог, ему полагалось жить с блокирующей печатью на шее в небольшом домике на границе с резервацией. Домик принадлежал Нику, и, самое главное, там не было никого, кроме нас.
Тем же вечером, нисколько не сомневаясь в своем решении, я переехала к нему.
Не все было гладко и легко. Мы ссорились, мирились, ругались и прощупывали почву, пытаясь понять и узнать друг друга. Каюсь, чаще всего инициатором конфликтов становилась я. То ли гормоны брали свое, то ли мне еще было страшно, что это сон и, проснувшись, я окажусь совсем одна, без Ника и ребенка. Хищник все терпеливо сносил, но однажды взорвался и он.