Конечно, Византия — цветущий наследник разложившейся античной традиции — во многом цивилизационно превосходила нашу древнюю родину, но что касается Западной Европы, ориентирующейся на пребывающий в захирении Рим, тут в чем-то Русь уступала, а в чем-то, напротив, первенствовала. Страна была богатой, могущественной и весьма цивилизованной, относительно большинства ее соседей на Западе и Востоке.
Впрочем, и с Византией все было не так просто: показатель относительного могущества Руси — неоднократные победоносные походы Олега, Игоря, Святослава, Владимира и Ярослава Мудрого на Восточную Империю. Если даже древние полудикие предки славян — склавины и анты — наводили ужас на культурных византийцев, предпочитавших лучше откупиться, чем воевать с ними, то подробности войн названных князей позволяют говорить о большом техническом прогрессе, в т. ч. в области вооружений, о стратегическом и тактическом мастерстве русов. Чего стоила одна, до смерти перепугавшая византийцев, инженерная идея Олега поставить свой флот на колеса и полем двинуть его под парусами на потрясенного врага!
Но сравнение с первенствующей в том мире Византией сейчас нас мало занимает. А вот что касается Запада, то многие свидетельства говорят о превосходстве или, по крайней мере, равноценности русской культуры IX–XIII вв.
Известно, что мостовые Новгорода на 200 лет старше парижских и на 500 — лондонских, они появляются уже в Х веке, во время княжения Святослава. Были деревянные тротуары в Киеве, в Суздале. А в XII в. в Новгороде уже были водопровод и канализация. Все эти удобства тоже были деревянные; цельные стволы дубов выжигались и высверливались изнутри, превращаясь в прочные и долговечные трубы, вставлявшиеся одна в другую по принципу «верхушка в комель». Кустарно? Зато остроумно, а в средневековой Европе и таких не было — римские акведуки в Испании и Франции не в счет, ведь это не их заслуга. К 1133 году относится древнейшее достоверное упоминание Великого моста через широкий Волхов в Новгороде. Не удивительно, что этот город по заслугам входил в состав Ганзы — торгового союза северноевропейских городов, в котором занимал не последнее место. Интересно в данной связи наблюдение историков-экономистов, что в Киевской Руси, как и в Византии, монетарная экономика превалировала над натуральным хозяйством, в отличие от современных им западноевропейских стран. Иными словами, уровень нашего экономического развития был выше на целую фазу
[19].
Сегодня в зарубежной историографии всецело господствует мнение, лаконично и твердо выраженное Дж. Мариоттом: «Россия не является и никогда не являлась членом европейской семьи. Еще со времен падения Римской империи и миграций, вследствие завоеваний викингов и тевтонцев, между скандинавами, англичанами, немцами, французами, иберами и итальянцами сложилась определенная степень родства, несмотря на все значительные различия в их развитии. Даже Польша, благодаря своей приверженности западной форме христианства, имела некоторое родовое сходство с Европой. Россия же нет»
[20].
Доля истины в этом есть: если Россия и есть Европа, то весьма особенная, «не такая», не «западноевропейская». Стоит, однако, обратить внимание на то, что данный постулат высказан в книге, охватывающей относительно поздние века. В домонгольские времена все было не совсем так.
С одной стороны, Древняя Русь, дотатарская, в своих торговых и культурных связях была больше ориентирована на Византию, Балканы и Подунавье, чем на Западную Европу, и главными транспортными артериями, по которым осуществлялись эти связи, были реки Волга, Дон и Днепр, текущие на юг.
С другой стороны, престиж русских городов (не только Новгорода и Киева) и Руси в целом был на Западе достаточно велик, и никакой духовной пропасти между русским и западным миром в те времена еще не сложилось. Судить об этом с уверенностью позволяют династические браки, начиная с Владимира Святого, появшего за себя в т. ч. византийскую царевну. Владимир заложил этим прочную традицию. Характернейший факт: все три его внучки, дочери Ярослава Мудрого (978-1054), вышли замуж за европейских владык: Елизавета за норвежского принца Гаральда, Анастасия за короля Венгрии и Анна за французского короля Генриха I (первоначально сваталась за германского короля Генриха III, что тоже неплохо). Более того. Сам Ярослав Владимирович был женат на шведской королевне, его сестра стала женой польского короля (всего в домонгольский период насчитывается 15 русско-польских династических браков), его сын Всеволод женился на византийской царевне, а внук Владимир Мономах — на английской принцессе, а правнук Мстислав Великий — на шведской королевне, а дочери Мстислава вышли за датского, венгерского, норвежского королей и византийского царевича и т. д.
Все это однозначно свидетельствует о том, сколь высоко котировалась дотатарская Древняя Русь среди первейших дворов Европы, если самые высокородные правители стремились связать себя с нею династическими браками. Так не ведут себя передовые страны с отсталыми, которых невозможно признать за «членов европейской семьи», выражаясь словами Мариотта.
А вот в годы татарского владычества и феодальных междоусобиц, войн за великое княжение, почетное породнение русских великих князей с европейскими монархиями немедленно прекращается (если не считать женитьб заметно ниже рангом на половецких да литовских княжнах). И не восстанавливается аж до самого XVIII века — за исключением Ивана III, который внезапно по протекции папы римского подобрал себе беглую сироту-бесприданницу Зою Палеолог, дочь византийского императора, после плачевного крушения империи (можно сказать, приобрел жену по случаю).
Но вот его дочерям посол императора Фридриха III уже предлагал в качестве женихов лишь второго сорта владетельных особ: Баденского маркграфа, курфюрста Саксонского, маркграфа Бранденбургского. Попытка же Ивана III со своей стороны залучить в зятья императорского сына, Максимилиана, провалилась. Для своего старшего сына Иван не нашел лучшей невесты во всей Европе, кроме дочери молдавского господаря. Младшему сыну Василию и вовсе пришлось первым браком жениться на боярской дочери Соломонии Сабуровой, а вторым — на Елене Глинской из рода литовских вельмож, восходящего к хану Мамаю. Династическими эти браки не назовешь.
Попытки его внука Ивана IV (Грозного) жениться на шведской принцессе или английской королеве также успеха не имели, выше кабардинской княжны его брачные притязания так и не поднялись.
За беглого шведского принца Густава попытался в 1601 году выдать дочь Ксению Борис Годунов, но тот, приехав в Москву, продолжал открыто жить с любовницей, и дело, не дойдя до брака, окончилось высылкой сумасбродного шведа в Углич. Через год Борис попытался залучить себе в зятья Иоанна, брата короля Дании (московские вельможи негодовали, не желая видеть иноземца и нехристя в такой роли), но тот в Москве подхватил горячку и умер. В конце концов отчаявшийся отец послал посольство в Грузию, чтобы хоть там сыскать какую-нибудь княжну в невесты сыну Федору, но даже в такой периферийной стране эта затея не имела успеха.
