Во всем сказанном есть основания для некоторого сдержанного оптимизма. Невзирая на общий процесс деградации белой расы, коснувшийся едва ли не более Западного мира, чем нас, русский биологический потенциал по-прежнему вполне сопоставим с европейским и позволяет надеяться на выравнивание наших достижений по образцу домонгольского периода. Надо лишь правильно определять приоритеты развития, сосредоточившись на технологиях информации и связи.
ГЛАВА 3. СКОЛЬКО НУЖНО УМНЫХ ЛЮДЕЙ ДЛЯ СЧАСТЬЯ СТРАНЫ?
Перед нами прошло в предыдущем тексте несколько примеров, позволяющих говорить об огромной роли печатной книги в судьбе как малых, так и больших народов и даже в судьбах целых мегацивилизаций. Лицо мира, судьбы всей антропосферы изменялись в зависимости от взаимоотношений этих цивилизаций, а едва ли не главным фактором этих перемен, как выясняется, была печатная книга.
Одно из наиболее важных обстоятельств истории книгоделания вообще и книгопечатания в частности состоит в его взаимной связи с процессом становления и развития интеллигенции как особого сословия (впоследствии класса). Данная тема достойна монографического исследования, превышающего мои возможности, поэтому ограничусь здесь постановкой проблемы и кратким очерком ее.
Книга — предмет вполне бесполезный для неумеющего читать, вдвойне бесполезный — для нежелающего уметь читать.
Потребность в чтении, в книге надо заслужить, а то и выстрадать. Она не дается от рождения каждому.
Для того, чтобы книга стала главным фактором прогресса и даже мирового господства, должна была вначале возникнуть среда, книгу потребляющая, в книге нуждающаяся, книгу создающая и осваивающая.
Но и этого мало. Бывают читатели и читатели. От того, что Полиграф Шариков прочел переписку Энгельса с Каутским, в судьбах мира не дрогнуло ничего. А от того, что Володя Ульянов прочел Чернышевского и Маркса, перевернулся весь мир. Это значит, что для того, чтобы книга проявила всю свою силу, должна быть не просто читающая среда, но особая категория людей, претворяющая знания и идеи в жизнь. Должны быть профессиональные, специально обученные работники умственного труда (таково наиболее общее определение интеллигенции).
Отношения интеллигенции с книгой (и с другими носителями информации, конечно) это и есть главный фактор прогресса, двигатель истории, залог грядущих перемен в жизни всей антропосферы
[93].
Отношения эти сводятся к тому, что интеллигенция вызвала книгу к жизни, создала ее, но затем попала от книги в зависимость, после чего алгоритм уже взаимных отношений установился простой: рост численности и качества интеллигенции влечет за собой рост тиражей и репертуара книг, что, в свою очередь, расширяет круг интеллигенции, вовлекая в него путем чтения все новые слои. Таким образом, общественное влияние книги и интеллигенции неуклонно возрастает в постоянном взаимодействии, являя собой некое подобие двойной спирали, устремленной в бесконечность.
Так процесс должен протекать в норме. Сбой в одной из его составляющих, будь то производство интеллигенции или производство книг, подрывает возможности цивилизационного развития, прогресса, приводит к застою.
Некоторые моменты истории этого важного процесса я хотел бы осветить.
Кстати, о благе эксплуатации
Несомненно, специалисты умственного труда появляются еще на стадии дописьменной. Это жрецы, музыканты и сказители, врачи, художники и т. д. Развитие этих профессий ставило проблему передачи специальных познаний, чему на первых порах соответствовала устная традиция.
Важно осознать факт: появление первобытной интеллигенции (если угодно, протоинтеллигенции) формировало потребность в передаче информации, а не наоборот. Спрос предшествовал предложению, выражаясь политэкономически.
Результатом явилось возникновение школы и письменности: таким было ответное предложение, адекватное спросу.
Революционные достижения в этих сферах, давшие старт гонке цивилизаций, связаны с переходом к рабовладению, в защиту которого необходимо сказать несколько слов.
Трезвомыслящему историку крайне обидно сознавать, что рабовладение как таковое оклеветано в тысячелетиях, притом по соображениям безобразно иррациональным
[94]. В то время как на самом деле мы обязаны именно рабовладению всем, что любим и чем гордимся в человеческой истории: наукой и культурой. Все лучшее, что создано хомо сапиенсом, что хоть как-то вообще оправдывает его существование на Земле, создано только благодаря тому, что в некий момент у неких людей появилась возможность содержать раба, который, делая физическую работу, обеспечивал досуг своим хозяевам, а они могли использовать этот досуг для умственного труда.
Стоит задуматься над фактом: если история европеоида насчитывает, по современным данным, около 50 тысяч лет, а история науки и культуры, по большому счету, — всего около 7 тысяч лет (совпадая с возникновением рабовладельческих обществ), это означает лишь одно: не знавшее рабовладения общество 43 тысячелетия топталось примерно на одном месте, не способное к дальнейшему развитию. Ученые отмечают даже, что на протяжении многих тысячелетий имел место не прогресс, а регресс кроманьонца, поскольку древние стоянки, как ни странно, уступают древнейшим по ассортименту и качеству изготовления изделий из камня, рога, кости и дерева. Хотя потом снова наблюдается технологический подъем.
Так, в безнадежно отсталом, почти застойном существовании протекло шесть седьмых истории белого человечества (а многие небелые народы вообще не вышли из этого состояния: австралийцы, тасманийцы, новозеландцы, папуасы, племена бассейна Амазонки, Центральной Африки и мн. др.). Медленно-медленно накапливались хозяйственные технологии, повышающие производительность труда и позволяющие сохранять запасы. Но в один прекрасный день человек научился производить и сохранять больше, чем мог потребить сам со своей семьей. И тогда включился механизм эксплуатации человека человеком, после чего всего лишь за одну седьмую своего существованья сообщества европеоидов и монголоидов взлетели до звезд в прямом и переносном смысле, попутно создав вообще все, что мы ценим в антропогенной сфере жизни. Досуг — и отделение умственного труда от физического: вот наиболее драгоценное детище рабовладения.
