Второй уровень образования подразумевал постижение, кроме богословских дисциплин (изучение преданий о жизни пророка Мухаммеда, мусульманское право, арабская филология, риторика и собственно богословие), также и светских наук. Таковыми считались: этикет, каллиграфия, логика, математика, астрономия, медицина и другие естественные науки. Основным авторитетом в этой области наук для мусульман служил Аристотель, чьими идеями пронизывалось все обучение.
Особо стоит отметить мусульманскую Испанию, где в Х веке народное просвещение было поставлено на широкую ногу при Абдурахмане III (912–961) и Галеме II (961–976). В одной лишь Кордове насчитывалось около 80 учебных заведений, в том числе несколько высших школ, но школы и библиотеки открывались также и по всей стране. Причем ученики многих китабов получали одежду и еду, а занятия изящной словесностью дозволялось посещать и женщинам. Высшие школы, помимо Кордовы, славились в Толедо, Саламанке, Севилье.
Учебный процесс состоял по большей части в том, что ученик читал заранее подготовленный преподавателем текст, а тот комментировал его по ходу чтения или читал лекцию, тематически связанную с прочитанным. Прочие студенты конспектировали то и другое.
Такой метод преподавания требовал большого расхода бумаги для записей и конспектов (с бумагой в арабском мире уже с IX века проблем не было), но зато позволял обходиться малым количеством источников (книг), поскольку одному чтецу внимали многие слушатели одновременно. Как мы помним, каллиграфия была развита в мире ислама необычайно, а потому для средневековой системы образования книг, в общем-то, хватало.
Что касается университетов на Востоке, то правильнее было бы говорить о высших школах и заведениях университетского типа, которыми становились отдельные, наиболее выдающиеся медресе (по-арабски: «место, где изучают»), а также так называемые «дома мудрости». Эти дома, первый из которых появился в Багдаде при халифе Мамуне (786–833), предназначались для встреч и дискуссий наиболее выдающихся местных интеллектуалов. Сюда приходили обменяться мнениями известные ученые, здесь накапливались богатые собрания рукописей, вырастали целые библиотеки, действовали лекционные залы.
Багдадский Дом Мудрости сравнивали с платоновской Академией, сюда были собраны выдающиеся ученые со всего халифата, в том числе из Средней Азии и Ирана. При Доме Мудрости существовала библиотека «Хизанат ал-Хикма». Помимо философских и богословских задач, перед учеными ставилась задача перевода на арабский язык индийских и древнегреческих трудов по астрономии, математике, медицине, алхимии, философии и т. д. Глава переводчиков Дома Мудрости Хунайн-ибн-Исхак ал-Ибади, владевший четырьмя языками, перевел на арабский на только Платона и Аристотеля, но и труды знаменитых основоположников греческой медицины.
Мусульманские университеты появились намного позже китайских, но заметно раньше европейских и служили для тех образцами. Самое первое медресе было открыто в Марокко в 859 году. В Багдаде первое медресе была создано в 1055 г, но самым знаменитым стало багдадское медресе Низамейи, основанное в 1067 г. политическим деятелем аль-Мульком. К XIII веку многие медресе уже работали во всех исламских странах, в том числе в Бухаре, Самарканде, Среднем Поволжье, Башкирии и др.
Характерно, что в отличие от Китая, эти исламские университеты изначально открывались и существовали на средства богатых меценатов (в том числе на личные средства правителей) и имели статус частных учебных заведений.
Правда, со временем халифат стал брать многие расходы на себя, обеспечивая студентов жильем, продовольствием, небольшим денежным пособием, выплачивая жалованье преподавателям. Иногда власти полностью финансировали медресе, как это было в Басре, Исфагани, Герате, Мерве и других городах. Но в общем и целом это были негосударственные заведения.
Учебники для них зачастую создавались крупными учеными. Так, Бируни создал пособие для обучения математике, астрономии и географии под названием «Вразумление началам звездочетства». Медицину изучали по энциклопедии, составленной ибн Рушдом, по трактатам Авиценны. И т. д.
Как видим, развитие образования на мусульманском Востоке выглядит как естественная потребность самого общества, а не осознанная цель государства. Оно взращивало потребность в чтении, в книге не меньшую, если не большую, чем в Европе.
Конечно, огромное количество переписчиков и каллиграфов отчасти удовлетворяли своими трудами этот спрос, но не могли обеспечить сохранность знаний и преемственность традиций в должной мере. К примеру, упомянутый выше Дом Мудрости в Багдаде был разрушен 12 февраля 1258 года взявшими город войсками монгольского хана Хулагу, а все сберегавшиеся в нем книги оказались попросту выброшены в реку Тигр
[97]. Поскольку среди рукописей было немало уников, потеря оказалась невосполнимой.
Тем более жестоким выглядит противоречие между этой высокой потребностью и запретом на книгопечатание, веденным Селимом Грозным в 1517 году. В результате спрос исламской интеллигенции на печатную книгу так и не был удовлетворен вплоть до ХХ века, что привело к недоразвитию и дефективности самой интеллигенции и как следствие — к деформации всей надстроечной сферы Оттоманской империи и ее наследников.
Мусульманское общество создало многочисленную интеллигенцию с большими интеллектуальными и духовными запросами, но государственная машина Османов воспрепятствовала удовлетворению этих запросов. Напрашивается сравнение с непропорционально крохотными ножками-копытцами китайских аристократок, бесчеловечно изуродованными жестким бинтованием с самого рождения и лишенными нормального развития. Такими ножками интересно любоваться, вот только стоять и ходить на них слишком трудно: опора мала.
Приведенные сведения лишь добавляют новые печальные подробности к истории захирения исламской цивилизации, проливают дополнительный свет на естественные причины этой глобальной трагедии. А сам факт захирения позволяет вновь подчеркнуть мысль о необходимости соответствия процесса книгоделания — процессу формирования интеллигенции.
Европа
Итак, в Китае сбой (ошибки) в системе государственного воспроизводства интеллигенции повлек за собой торможение в развитии книгоделания. А в странах ислама, наоборот, запрет на книгопечатание трагически отразился на процессе негосударственного воспроизводства интеллигенции, снизив ее творческий потенциал. То и другое роковым образом сказалось на результатах гонки цивилизаций.
Европа счастливо избежала обеих опасностей и выбилась в лидеры.
