– Обещаю. Его уже кто-нибудь видел?
– Ты первая.
Она спрятала тетрадку по латыни и, вооружившись карандашом, склонилась над страницами, как редактор, иногда над чем-то посмеиваясь или задумчиво хмурясь. Потом Скотти выпрямилась и заработала карандашом. Как и любому ребенку, ей хотелось поисправлять ошибки взрослых. Скотт почел за лучшее спрятаться за журналом и просматривать очередную статью о кризисе в Европе. Изредка он поднимал глаза на дочь, чтобы узнать, сколько она уже прочитала. Хорошо бы она учебники с таким рвением изучала. Впрочем, в ее возрасте он сам был не усерднее. Да что там, куда менее! Почти весь второй курс Принстона он ночи напролет самозабвенно писал пьесы. Больше всего Скотт хотел уберечь ее от своих ошибок.
Когда Скотти перелистнула последнюю страницу, он сделал вид, что ничего не заметил. Дочь легонько похлопала его по ноге.
– И чем все закончится?
– А чем, по-твоему, должно?
– У любовных историй бывает всего две развязки.
– Это какие же?
– Любовь до гроба или разбитое сердце.
Если дочь что и переняла от него, то это любовь ко всевозможным историям. Спор о том, как развивать сюжет, был в самом разгаре, когда по вагону пошел проводник.
– Норфолк, следующая Норфолк!
Скотт подумал, как хорошо было бы никуда не идти, а так и скользить дальше по побережью до самой Флориды.
Рядом с Зельдой он ожидал увидеть сиделку в форме, какую видел в больнице на старшей сестре, уверенно выполнявшей свои обязанности в суматохе приемной. Но возле жены стояла сутулая блондинка в коричневом свитере и такой же юбке, похожая на учительницу. Две женщины с одинаковыми пучками могли бы сойти за старых дев-близнецов, только у надзирательницы кожа была морщинистая и дряблая, чего не могла скрыть даже пудра, а вздернутый нос картошкой придавал лицу вечно удивленное выражение, будто она только что влетела в стеклянную дверь.
Зельда с Рождества не изменилась, во всяком случае, так Скотту казалось до тех пор, пока она не улыбнулась. На новом зубе, как и на соседнем с ним, зиял неровный скол. Каждый раз встречая жену, Скотт думал о том, как мало знает о ее жизни в лечебнице. Сначала он обнял ее сам и только потом уступил место Скотти.
– Это моя подруга мисс Филлипс. Так совпало, что она из Филадельфии, легко запомнить имя.
– На самом деле я из Пенсильвании, – сказала женщина, пожимая им руки.
– Мисс Филлипс смотрит здесь за тем, чтобы я не рвала одежду и не носилась по улицам как сумасшедшая.
– Снова взялась за старое? – спросил ее Скотт.
– Мне стало холодно. А сам-то ты как?
– Дел по горло.
– Следи за языком в присутствии этой дамы. Она любит записывать за людьми даже больше тебя.
– Я думал, это твоя подруга.
– Так и есть, только очень дотошная.
– И хорошо, – сказал он. – Нам как раз такой человек и нужен. Рад встрече!
– Спасибо, – ответила мисс Филлипс.
В старом скрипучем междугороднем трамвае, идущем в сторону пляжа, противно пахло озоном и графитовой пудрой. И сиделку нельзя было отвести в сторону, чтобы спросить, чего ожидал от них доктор Кэрролл. Вся затея напоминала эксперимент без заданных параметров. Ехали молча. Скотт чувствовал, что она наблюдала и про себя отметила, что он специально сел между женой и дочерью. В защиту своей семьи он сказал бы, что от очевидности их общие проблемы, как и личные Зельдины, не становились разрешимее.
Отель «Кавальер», как и «Бичкомбер», был пережитком прошлого десятилетия, похожий на хранящийся годами кусок свадебного торта. Пристроенные к основному зданию казино с провисшей крышей и крытая танцевальная площадка держались на полусгнивших сваях и только и ждали следующего урагана. Еще до рождения Скотта магазин его деда Фицджеральда меблировал все триста номеров отеля белыми плетеными стульями, диванами и изголовьями кроватей. В детстве, еще до того как отец прогорел, Скотт провел здесь как-то летнюю неделю, бегал по запутанным лестницам, гостиным и галереям, так что для него этот приезд был и горьким, и приятным возвращением
[107]. Последний раз он останавливался здесь два года назад. Скотти и Зельда тогда поссорились, и хотя с тех пор отношения между ними до конца не наладились, Скотт надеялся, что присутствие постороннего человека сыграет свою роль и поможет сгладить углы.
Еще одно изменение коснулось проживания. Вместо одного люкса с несколькими комнатами все трое членов семьи теперь спали в отдельных номерах. Непозволительное, но необходимое расточительство, которое, впрочем, само собой решило самый неловкий вопрос отношений супругов. Скотт полагал, что Зельда будет возмущена, однако она покорно последовала за мисс Филлипс в их номер, будто в новую палату.
Ужин назначили на шесть в зале Нептуна. Цвета ковра, занавесок, стен и даже хрустальных подсвечников повторяли водную гамму, чтобы посетители почувствовали себя гостями подводного царства, где всем заправляли средних лет официанты. Там, одетая все также в коричневое, мисс Филлипс рассказала о расписании, составленном доктором Кэрроллом. Завтрак в восемь, прогулка по побережью, теннис, неплотный обед, получасовой отдых, потом гольф. Принцип состоял в том, чтобы и здесь дни текли по больничному распорядку.
– Не рановато ли вставать в восемь на каникулах? – удивилась Скотти.
– Обычно нас поднимают в шесть, – ответила Зельда.
– А в дождь нам тоже в теннис играть?
– Если будет дождь, поиграем в настольные игры, – сказал Скотт. – Предлагаю встретиться завтра на берегу часов в девять.
Скотти хотела поспорить и о времени отхода ко сну – в девять вечера, – но отец еле заметно кивнул ей, прося этого не делать, а после ухода Зельды и мисс Филлипс пояснил словами. Это ведь мамины весенние каникулы. Нужно проявить терпение. Всего недельку.
– Терпеть не могу с ней играть, – буркнула Скотти. – Дело всегда кончается истерикой.
Скотт оглянулся, будто боясь, что Зельда могла услышать, хотя те уже были на другом конце зала.
– Разве она виновата?
– Тогда не надо играть.
– Ей это полезно.
– Чем же?
– Пирожок, не куксись.
– Попытаюсь.
– Вот и молодец.
Раньше Скотт пытался разводить их по углам, что иногда приводило к тому, что он оказывался меж двух огней и получал сполна от обеих. Скотт готов был явиться к завтраку и гулять по берегу моря, но предписания его собственного врача теннис исключали. Он надеялся, что в это время сможет работать, однако нельзя было бросать одну Скотти, так что пришлось сидеть у корта с мисс Филлипс и смотреть, как его девочки играют под руководством инструктора.
