Заправщиком был А-6 Intruder, оборудованный внешними топливными баками и нарезавший круги на высоте 1000 м, готовый дозаправить самолеты в воздухе. Найти его было само по себе проблемой, поскольку вокруг бушевала песчаная буря. Мы сближались исключительно по радиолокатору – очень рискованная операция, в ходе которой Муч передавал нашу дистанцию, пеленг и скорость сближения. С расстояния около 8 м я сумел разглядеть самолет-заправщик и пристроиться к его крылу. Я выдвинул топливозаправочную штангу, выбитый из колеи почти нулевой видимостью и многочисленными неудачами с посадкой. Подсоединение к заправщику удалось далеко не с первой попытки, и все это время я старался не думать о развитии событий в случае, если мы не сможем дозаправиться: нам придется катапультироваться или надеяться на задерживающее устройство (сетку, натянутую над палубой, чтобы ловить падающий самолет) – и то и другое очень опасно. Наконец, подсоединившись и заправившись, я направился обратно к авианосцу.
Там я промахнулся мимо троса, ушел на второй круг и снова промахнулся. «Я буду делать это всю оставшуюся жизнь», – промелькнуло в голове. В конце концов я посадил самолет на палубу в нужном месте и с облегчением почувствовал, как натягивается трос аэрофинишера, резко прерывая наше движение. Подруливая к месту стоянки, я заметил, что моя правая нога непроизвольно дрожит, столько адреналина выделилось в кровь. Мы с Мучем ушли с полетной палубы тускло освещенными коридорами, пропахшими авиатопливом, и по трапу спустились в залитое ярким светом помещение для дежурных экипажей. Другие пилоты встретили нас аплодисментами. Они следили за нашими злоключениями через монитор.
– Добро пожаловать обратно на «Айк». Мы не чаяли снова вас увидеть.
Я рассмеялся и принял поздравления сослуживцев со словами:
– Одни ошибаются, другие тоже ошибутся.
Второй скверный ночной полет, врезавшийся в память, произошел над Персидским заливом. Та ночь сначала была кристально ясной. Ярко сияла луна – мы зовем такую луну «командирской», поскольку командиры авиаподразделений пользуются преимуществами подобных ночей, чтобы выполнить положенное число ночных посадок в наилучших условиях. Мы с оператором радиолокационной аппаратуры перехвата Чаком Вудартом (с позывным «Ганни») вылетели охранять авианесущую группировку от иранских ВВС. Примерно через час диспетчер разрешил вернуться на корабль раньше обычного, и, поскольку топлива у нас осталось в избытке, я для забавы и скорейшего возвращения включил форсаж и пошел на сверхзвуке. Мы приближались к условной точке в 20 милях позади корабля, после которой движение со сверхзвуковой скоростью не рекомендовано. В норме я не стал бы ускоряться, но такой ясной ночью это казалось безопасным.
Я сразу почувствовал, что «отстаю от самолета». Хотя на высоте видимость была полная, под нами протянулся слой тумана, и к тому моменту, когда мы спустились на 1500 м к воде, мне трудно было контролировать ситуацию. Я был в замешательстве, меня прошиб пот, колотилось сердце. Началась «горячка». Все происходило слишком быстро. Я не поспевал за событиями.
Сработал сигнал высотомера, предупреждая, что мы опустись ниже 1500 м. Затем раздался снова – мы еще ниже. Он отвлекал меня, и я совершил почти смертельную ошибку – выключил его.
Следующее, что я услышал, – крик Ганни: «Набирай высоту!» Не раздумывая, я тут же с силой потянул на себя ручку управления, одновременно бросив взгляд на высотомер и указатель вертикальной скорости. Мы были на высоте 240 м и снижались со скоростью 1200 м/мин. Примерно через 12 секунд самолет врезался бы в воду, став одним из множества «собратьев», так и не вернувшихся на авианосец. Никто и не понял бы, что с нами произошло.
С большим трудом мы с Ганни сумели взять себя в руки и благополучно сесть. В моей каюте мы распили бутылку виски, чтобы успокоиться и отпраздновать избавление от смерти.
Лесли встречала меня, когда я вернулся из плавания, и ее вид поверг меня в трепет. В походе я был столь многого лишен – дорогих мне людей, пива, нормальной еды, уединения. Было здорово вновь все это обрести, хотя мне еще не раз предстояло лишаться всех этих радостей.
Свадьбу назначили на 25 апреля 1992 г., через месяц после моего возвращения из похода. Утром, когда я готовился к торжеству – принимал душ, брился, складывал вещи для путешествия в медовый месяц, – меня охватило необъяснимое уныние. Я снова и снова мысленно возвращался к нему, как трогаешь языком больной зуб. Этот день должен был стать самым счастливым в жизни, как те дни, когда я сел на палубу авианосца, получил значок летчика или окончил колледж, но я испытывал лишь дурное предчувствие.
Завязывая галстук, я вдруг понял, что не хочу жениться.
Я питал интерес к Лесли, хорошо с ней ладил, но честно признался себе, что женюсь на ней не потому, что душа требует. Я вспомнил о шестерых шаферах, готовящихся составить мне компанию на церемонии. Все они служили в ВМС, некоторые были из моего эскадрона, даже не слишком давние знакомцы. Люди, с которыми я вырос и через многое прошел, те, кто был рядом со мной долгие годы, приехали на свадьбу, но в свиту молодоженов не входили. Сам того не замечая, я организовал не столько бракосочетание, сколько флотское мероприятие.
Однако выбора нет. Нельзя разочаровать Лесли, ее и моих родственников. Марк прилетел из Японии, представляю, как он взбесится, узнав, что свадьба отменяется. К нашему с Лесли танцу на вечеринке я сумел прогнать дурные мысли из головы. В конце концов, я не совершаю непоправимой ошибки. Я сделаю все возможное, чтобы наша семья состоялась, но если ничего не выйдет – что ж, всегда можно развестись!
Проведя два с половиной года в эскадрилье Pukin’ Dogs, я подал заявление в школу летчиков-испытателей в Патаксент-Ривер в Мэриленде. Обычно пилоты сначала служат во флотской эскадрилье четыре года, и я ни на что не надеялся, просто хотел показать отборочной комиссии серьезность своих намерений и познакомиться с процессом рассмотрения заявления. Как ни странно, меня приняли, более того, зачислили моего брата, и мы стали однокурсниками. Обучение началось в июле 1993-го. Больше всего меня беспокоили не летные навыки, в которых я был вполне уверен, а полное неумение управляться с персональным компьютером. Я знал, что должен его освоить, и попросил сослуживца помочь мне купить компьютер и научить им пользоваться.
Мы с Лесли перебрались в Патаксент-Ривер (все говорят Пакс-Ривер, так короче), находящийся всего в нескольких часах езды от Вирджиния-Бич. Впервые я стал проводить много времени с представителями других родов войск. В школе обучались пилоты ВВС, морской пехоты и армии США, был пилот F-111 из Австралии и пилот вертолета из Израиля. Некоторые соученики впоследствии стали моими коллегами-астронавтами: Лиза Новак, Стив Фрик, Эл Дрю и, разумеется, Марк. Вскоре после нашего прибытия старший класс устроил для нас вечеринку под названием «Вы еще пожалеете», намекающим, что мы раскаемся в решении стать летчиками-испытателями, – пройти курс будет очень тяжело.
Учеба не показалась мне архисложной, хотя некоторые разделы математики и физики пришлось освежить. Мы изучали летно-технические характеристики, летные качества, системы управления и вооружения воздушных судов, которое предстояло испытывать, а также знакомились с самолетами, на которых будем регулярно летать во время обучения. Для таких, как я, пилотов аппаратов с неизменяемой геометрией крыла это были все тот же Т-2, а также флотская версия Т-38, гораздо более сложного самолета. Вечера пятницы мы проводили в офицерском баре авиабазы или дома у кого-то из однокурсников. Выходные посвящались выполнению домашних заданий.
