Надев свои ремни, я затягиваю их на талии и груди и пристегиваю к амортизирующей системе, установленной на тренажере. Все это нужно, чтобы оставаться на дорожке во время бега. Без ремней я бы улетел при первом шаге. Изменение натяжения позволяет контролировать воспринимаемый вес бегущего, хотя бежать с нагрузкой, соответствующей нормальному весу тела, невозможно, поскольку давление на бедра и плечи становится слишком болезненным. Я устанавливаю перед собой ноутбук и включаю серию «Игры престолов». Я сознательно не смотрел сериал, когда его впервые показывали и обсуждали, поскольку знал, что в этом году мне понадобится действенное отвлекающее средство. Теперь я смотрю его целиком по второму разу.
В чем-то наша беговая дорожка похожа на земные тренажеры, но вмонтирована в собственную уникальную виброзащитную систему. Силы, создаваемые при интенсивном беге, могут быть неожиданно опасными – станция может развалиться из-за колебаний неудачной частоты. На «Мире» русскому ЦУП однажды пришлось попросить американку Шеннон Люсид бегать в другом темпе во избежание повреждения станции. Во время своего первого полета космонавт Олег Кононенко (скоро он присоединится к нам вместе с Челлом и Кимией) вызвал потенциально опасную осцилляцию только тем, что неосознанно перемещался в воздухе вверх-вниз, легко отталкиваясь ногами от пола и амортизирующего троса.
Я управляю беговой дорожкой с помощью программы в своем ноутбуке: начинаю медленно и постепенно прибавляю темп. Мне нравятся ежедневные тренировки, но для суставов это серьезная нагрузка. В иные дни боль в коленях и стопах почти непереносима, впрочем, сегодня все не так плохо. Я разгоняюсь до своей максимальной скорости. Пот скапливается на бритой голове, как вода на корпусе автомобиля, только что обработанного воском, и я вытираю его полотенцем, уже две недели выполняющим эту функцию. Изредка через модуль проплывают другие люди, тела которых ориентированы перпендикулярно моему. Трудно прошмыгнуть мимо того, кто занимается на беговой дорожке, и не отвлечь или, хуже того, не задеть или не толкнуть его, особенно этим грешат новенькие. К зрелищу человека, бегущего по стене, тоже нужно привыкнуть.
Пока я бегаю, появляется Геннадий, чтобы кое-что проверить. Тут есть КТО (контейнеры твердых отходов, предназначенные для отправления больших надобностей), временно сложенные в большой мешок на полу «Ноуда-1» в ожидании отправки вместе с остальным мусором на уходящем «Прогрессе», и Геннадий заметил, что они попахивают. Он проверяет, хорошо ли закрыта крышка одного из них, но случайно выпускает облако вонючего газа, едва не сшибающего меня с беговой дорожки. Я вспоминаю скетч из «Монти Пайтона», где все вызывали друг у друга рвоту. Весь американский сегмент невыносимо благоухает какое-то время, но меня впечатляет, как быстро система очищает воздух.
– Как только вернусь на Землю, – бормочет Геннадий по-русски, – сразу в отпуск.
Вскоре после его ухода меня вызывает Центр управления полетами.
– Станция, Хьюстон на канале связи «борт – Земля» – 2. Мы переводим канал связи в закрытый режим. Сменный руководитель полета должен с вами поговорить.
Переводим в закрытый режим. При этих словах у любого астронавта холодеет сердце. Это значит, случилось что-то плохое. Я останавливаю беговую дорожку, отцепляюсь от тренажера и хватаю микрофон, чтобы ответить Хьюстону.
В прошлый раз «мы переводим канал связи в закрытый режим» прозвучало, когда взорвался SpaceX. В позапрошлый у моей дочери Саманты был личный кризис. Во время моего предыдущего полета эти слова раздались после покушения на жену брата. Я в тревоге жду известия.
Слышу, как дежурный оператор связи с экипажем Джей Маршке обращается к руководителю операций по траекториям (TOPO, trajectory operations officer). На мгновение меня отпускает. По крайней мере, с семьей все в порядке.
– Красный уровень опасности пересечения при позднем обнаружении, – сообщает Джей. – Точка максимального сближения внутри сферы неопределенности.
– Вас понял, – произношу я в микрофон и, убедившись, что отключил его, добавляю то, что действительно думаю о происходящем:
– Твою мать!
«Пересечение» – это столкновение. В нашу сторону летит космический мусор, в данном случае обломок старого советского спутника. «Позднее обнаружение» означает, что мы не заметили его приближение или неверно рассчитали его траекторию, а «красный уровень» – что он подойдет опасно близко, но точной дистанции мы не знаем. «Сферой неопределенности» называется область, через которую он может пройти, сфера радиусом в 1,6 км. Поскольку столкновение может привести к разгерметизации станции – мы останемся без воздуха и погибнем, – мы должны отправляться в «Союз», который при необходимости станет спасательной шлюпкой. Если летящий в нашу сторону мусор врежется в станцию, все мы можем быть мертвы через два часа.
– Относительная скорость? – спрашиваю я. – Известно что-нибудь?
– Скорость сближения 14 км/с.
– Принято, – говорю я в микрофон (вновь повторяя про себя: «Твою мать!»).
Это худший возможный ответ на мой вопрос. Если бы спутник двигался по аналогичной орбите в одном с нами направлении, скорость сближения могла бы составить несколько сотен километров в час – фатально при автоаварии, но для столкновения в космосе это самый благоприятный сценарий. Однако МКС несется со скоростью 28 000 км/ч в одном направлении, а космический мусор с той же скоростью строго в противоположном – скорость сближения 56 000 км/ч, в 20 раз быстрее скорости пули, вылетающей из ствола. Столкновение будут гораздо более разрушительным, чем в фильме «Гравитация».
При уведомлении за шесть часов космическая станция может сместиться с пути орбитального мусора. ВВС отслеживают местоположение и траекторию тысяч объектов на орбите, по большей части старых спутников, целых или фрагментированных. Как и для всего остального, у НАСА имеется для этого действия аббревиатура PDAM (predetermined debris avoidance maneuvers) – заранее рассчитанный маневр уклонения от обломков: станция запускает двигатели и корректирует орбиту. Мы дважды совершали такой маневр за время моего пребывания на МКС. Сегодня, однако, иной случай. При обнаружении объекта за два часа PDAM невозможен.
Центр управления дает распоряжение закрыть и проверить все крышки люков в американском сегменте МКС. Я отрабатывал это действие во время подготовки к полету и прокручиваю процедуры в памяти, чтобы выполнить все шаги правильно, а главное, быстро. Необходимо проверить даже люки, которые сейчас закрыты, а также неиспользуемые стыковочные порты для прибывающих кораблей. При задраенных люках, даже если один модуль пострадает от столкновения, другие могут уцелеть – по крайней мере их содержимое не вытянет наружу в космический вакуум. В американском сегменте МКС 18 крышек люков, которые необходимо закрыть или проверить. Пока я занимаюсь этим со всей возможной эффективностью, меня вызывает Центр.
– Скотт, Миша, время готовиться к вашему сеансу связи с телестанцией WDRB в Луисвилле, Кентукки.
– Что? – недоверчиво переспрашиваю я. – Сейчас действительно подходящее для этого время?
