В черновой версии я попытался ответить честнее: «Подлинной причиной моего желания стать астронавтом является то, что в десятом классе, будучи на экскурсии в Космическом центре имени Кеннеди во время семейной поездки, я хотел посмотреть фильм о программе пилотируемых космических полетов. Родители сказали: «Очередь такая длинная, что мы пошли бы на фильм только в том случае, если бы мы с Марком в нем участвовали»».
Беспристрастно оценив написанное, я решил, что слишком рискованно шутить или оригинальничать, и вернулся к прежнему замыслу. Пусть это клише, все равно это правда.
От Марка и Дэйва я знал, что меня будет оценивать группа аж из 20 человек, в том числе глубоко уважаемый мною Джон Янг – единственный астронавт, летавший на кораблях трех разных типов: «Джемини», «Аполлон» и космический шаттл. Он в одиночестве оставался на орбите Луны в «Аполлоне-10» и ходил по ее поверхности в программе «Аполлон-16», был назначен командиром экипажа в первом полете челнока, став одним из двух людей в мире, наряду со своим пилотом Бобом Криппеном, запущенных в космос на ракете, предварительно не испытанной в беспилотных запусках. Астронавт из астронавтов, живая легенда! Я хотел быть похожим на него. Я также узнал Боба Кабану, главу Офиса астронавтов (Astronaut Office) – он приветствовал нас за несколько дней до этого, – и астронавтов Джима Уэтерби и Элен Бейкер.
Я устроился на стуле перед Т-образной формы столом, окруженным участниками комиссии, и поздоровался, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и уверенно.
– Думаю, эта картина кажется вам знакомой, ребята, – сказал я со смехом. – Вы уже видели этот костюм.
Я объяснил, что одалживал его брату, который пожадничал и не купил мне другой. Впрочем, он оделил меня ботинками.
Шутить на собеседовании при приеме на работу опасно, но все засмеялись, и я немного расслабился. Возможно, их смущало, что мы с Марком, братья-близнецы, одновременно претендуем на место в отряде, и я хотел показать, что к нам можно относиться точно так же, как к любым другим кандидатам.
Разговор повел Джон Янг, сказав просто:
– Расскажите о себе.
Мысли замельтешили у меня в голове. Какие стороны моей жизни его интересуют? Насколько издали нужно начать?
– Ну, когда я окончил колледж в 1987-м…
– Нет, – прервал меня Янг. – Начните раньше. Начните со средней школы.
Задним числом я полагаю, что они прерывали ответ каждого и заставляли начинать с разных моментов времени, чтобы увидеть реакцию человека на вмешательство в его речь. Для меня описание средней школы было не лучшим началом. Я не собирался признаваться, что глазел в окно и хватал «тройки». Вместо этого я вспомнил, как чинил лодки с отцом, как учился на младшего техника по оказанию неотложной медицинской помощи и что повидал, работая на «скорой», как получил в колледже лицензию капитана гражданского флота, как учился действовать в боевой обстановке и какие препятствия преодолел. Во время этой речи я старался так подать свой опыт, чтобы он отличал меня от других кандидатов. Я летчик-испытатель, и это реальное достижение, но оно не выделяет меня из числа других летчиков-испытателей. Однако никто из них не чинил лодку-развалюху в открытых водах Атлантики и не принимал роды в кишащих тараканами трущобах Джерси-Сити.
– Частота системы управления продольным движением Tomcat? – спросил Джон Янг.
В заявлении я упомянул, что участвовал в разработке новой цифровой системы управления полетом для F-14. Кроме того, пилот F-16, проходивший собеседование на той же неделе, что и мой брат, шепнул мне, что капитан Янг любит спрашивать об этой характеристике, и я подготовился.
– 50 герц.
Янг кивнул, подтверждая. Желание отборочной комиссии понять, владею ли я технической стороной своей работы, вполне объяснимо, но мне также кажется, он обожал самолеты и всегда хотел больше о них узнать.
Официальное собеседование продолжалось около 50 минут, ведущую роль в нем играли капитал Янг и Боб Кабана. В общем, мне казалось, что я произвел хорошее впечатление, хотя в какой-то момент заметил, что Элен Бейкер, кажется, вот-вот заснет. Я был первым после ланча и надеялся, что ее сонливость вызвана чем-то съеденным, а не тем, что мои рассказы навевают скуку.
Частью процесса отбора являлось психологическое тестирование, показавшееся мне интересным, хотя и стрессовым, поскольку от него зависело очень многое. Я пытался догадаться, какие ответы будут «правильными». Угадать ответ на вопрос «Слышали ли вы когда-нибудь голоса, указывающие вам, что делать?» было несложно, но я понял, что тест был построен так, чтобы выявлять лгунов. Например, помню один вопрос: «Что вы предпочтете, совершить кражу в магазине или ударить собаку?» Вынужденный выбрать вариант, я сказал, что лучше украду. На вопросы такого рода невозможно ответить правильно или неправильно, но ответы на них должны согласовываться с другими, похожие вопросы, а «хитрец» выдаст себя. Спустя много лет один из врачей сказал мне, что я едва не провалил тест по этой причине – мои ответы свидетельствовали, что я пытаюсь угадать, что от меня хотят услышать.
Были и необычные испытания. Поскольку у астронавта не должно быть клаустрофобии, все мы прошли простую проверку: с прикрепленным кардиомонитором забирались в мешок из плотной резины размером не больше свернувшегося в клубок взрослого, который закрывался на молнию и запирался в шкаф, и лежали там, не представляя, сколько это продлится. Я провел в мешке минут 20 и с удовольствием вздремнул. Другим заданием было прийти на неделе в Офис астронавтов и завести разговор с кем-то из астронавтов. Я добросовестно отправился туда в один из дней, представился первому встречному и быстро убрался. Особого прока от этого упражнения я не вижу: во время краткого разговора невозможно произвести достаточно хорошее впечатление, чтобы это пошло вам на пользу, но легко чем-то не понравиться, понизив свои шансы.
Одним из мероприятий в нашем расписании был ужин в Pe-Te’s Barbecue, популярном у свободных от работы астронавтов и других сотрудников НАСА. Именно его неформальный характер стал источником беспокойства. Я понимал, что отборочной комиссии не нужны люди, разнузданные и непрезентабельные вне рабочей обстановки, но не хотел и выглядеть сухарем, не умеющим отдыхать. Над одеждой на этот вечер я раздумывал дольше и сосредоточенней, чем на любом другом этапе отбора. Я даже просмотрел фотографии астронавтов на неофициальных сборищах, чтобы понять, как они одеваются, и по результатам расследования выбрал брюки хаки и полосатую рубашку-поло Ralph Lauren. В ресторане я столкнулся с еще более озадачивающим выбором. Пить только воду, демонстрируя верность здоровому образу жизни? Выпить кружку пива, чтобы показать, что могу остановиться на одной? Или две – могу остановиться на двух? Социальный аспект также меня волновал. Разговаривать с астронавтами как с равными, рискуя, что это сочтут за неуважение, или относиться к ним как к высшим с опасностью показаться подхалимом? Вообще не общаться и рисковать тем, что меня не запомнят? Я видел, что остальные кандидаты заняты такими же расчетами.
