Он удивился нам почти так же, как мы ему.
– Хоб! – сказал он. – Что ты здесь делаешь? Я думал, ты играешь во дворе. Кого ты привел к нам домой?
Я избавила Хоба от необходимости объясняться. Сделав аккуратный шаг вперед в лучших традициях леди, я протянула ладонь и обменялась с незнакомцем рукопожатием.
«Удивительно сильные руки для гробовщика», – отметила я. Хотя, если подумать, ему приходится ворочать мертвые тела, словно мешки с картошкой.
Он был одет в чистый, но поношенный костюм с потрепанными манжетами. «Постоянно трутся о гроб, – подумала я. – Честный рабочий».
– Я Флавия де Люс, сэр, – представилась я. – Хоб немного повредил своего воздушного змея, и я помогла ему отнести его домой.
– Очень приятно, мисс де Люс, – ответил он. – Весьма обязан.
Он достал из кармана жилета старомодные часы, бросил на них короткий взгляд и добавил:
– Прошу извинить меня. Срочные дела, и…
Не успел он договорить, как я поняла, о чем он.
Орландо! Наверняка это Орландо!
Что еще может быть настолько срочным – сонным летним днем в маленьком городке? Сколько смертей могло тут случиться в течение одного часа?
Я считаю себя экспертом в этой теме. Например, я знаю, что большинство смертей в тихих провинциальных городах случается от старости. Как правило, старики, когда приходит их время, тихо умирают в постелях, и их обнаруживают перед завтраком.
Днем смерти происходят, как правило, по причине сердечных приступов у тружеников-фермеров или из-за дорожных происшествий по вине молодых водителей, любящих алкоголь и скорость.
Есть и другие причины, но это основные.
– Разумеется, сэр, – ответила я, еще раз пожимая его руку. – Очень польщена.
Польщена! Ты гений, Флавия! Даже лексикограф Питер Марк Роже, составитель «Тезауруса английских слов и фраз», не смог бы подобрать более подходящее слово. Даже за сто лет. Никогда!
Мистер Найтингейл поправил запонки, и я поняла, что меня одобряют.
На всякий случай я добавила:
– Я знаю, вы очень заняты, но я просто хотела сделать комплимент качеству лака.
Я бережно провела пальцами по блестящей крышке гроба.
– По бутылочкам во дворе я определила, что вы пользуетесь шеллаком и денатуратом. Мне нравится блеск, который они придают.
Я снова погладила сверкающее дерево.
Мистер Найтингейл поправил галстук.
– Как-нибудь, когда у вас будет минутка, сэр, вы должны поделиться своими взглядами на использование гвоздей с широкой шляпкой в качестве декора. Я знаю, есть много разногласий, особенно в отколовшихся приходах
[9], но…
Я умолкла, позволив словам повиснуть в воздухе.
Гробовщики любили использовать медные гвозди с широкой квадратной шляпкой – это недорого и эффектно. Я с интересом прочитала об этом в книге «Гробы и их изготовление», зачитанный экземпляр которой хранился на верхней полке в бесплатной библиотеке Бишоп-Лейси.
Я сделала вид, что смущена, с трудом заставив себя мило покраснеть, – а это непростая задача. Надо задержать дыхание и выдохнуть воздух из легких в голову, и сделать это незаметно.
– Я польщен, мисс де Люс, – сказал гробовщик. – Возможно, в другой раз.
Я изящно склонила голову и одарила его робкой улыбкой. Хорошо, что у меня нет при себе веера!
Он щелкнул каблуками или мне показалось?
Так или иначе, он быстро ушел, чего и следовало ожидать от человека его сословия.
– Какой у тебя приятный отец, Хоб, – заметила я.
Он ухмыльнулся от уха до уха.
– А теперь, – продолжила я, переставая изображать из себя герцогиню, – пойдем и посмотрим, что на этой пленке.
Глава 5
К счастью, аптека находилась прямо напротив церкви, так что мы почти не рисковали наткнуться на кого-то, кто меня знает. Еще не хватало, чтобы меня остановила и начала допрашивать полиция, хотя даже это лучше, чем встреча с Даффи или Фели.
Фели! Я совсем о ней забыла! Я вышла из церкви вместе с констеблем Оттером и оставила ее извлекать водопад звуков из церковного органа. Насколько я ее знаю, может, она там так и сидит. «Искусство фуги» старины Иоганна продолжается час с четвертью, а уж если моя сестра расстроена и недавно поела, прерываться она не станет.
«Чары музыки могут смягчить душу зверя», – говорит Уильям Конгрев в пьесе «Невеста в трауре».
«Музыка и куриные сэндвичи – вот что ему нужно было сказать», – однажды заметила Даффи, когда за обедом Фели вылетела из-за стола и нашла утешение в одной из самых прекрасных и душещипательных сонат Бетховена.
– Ты сказала, что сама заплатишь? – уточнил Хоб, нарушив ход моих мыслей.
– Да, – подтвердила я. – Но давай-ка поспешим, пока я не передумала.
Если мы быстро проявим пленку, я, может быть, успею вернуться в церковь, пока Фели не заметила мое отсутствие.
– К чему спешка? – спросил Хоб, пронзая меня внимательным взглядом.
– Ни к чему, – ответила я, прикусив язык. – Просто я схожу с ума по воздушной съемке. Я не видела хорошей аэрофотографии уже сто лет. Раньше их в большом количестве печатали в «Иллюстрированных лондонских новостях», но это было еще до войны. Теперь они никого не интересуют. Кроме тебя и, разумеется, меня.
Я широко улыбнулась ему, и он расплылся в ответной улыбке.
Аптека располагалась на центральной улице дверь в дверь с мясной лавкой. «Уонлесс и сыновья, аптекари», – гласили отслаивающиеся черные с золотым буквы над дверью и на маленьком окне, в котором виднелись две мензурки с застоявшейся водой.
Колокольчик звякнул, когда мы вошли в темную и тесную пещеру Аладдина, хранящую бутылочки, фляжки, жестянки, пакетики и коробочки. Здесь негде было повернуться и пахло серой; лавандой и мятой; солями для ванн и нюхательными солями; лакрицей, алоэ и рвотным орехом; касторкой и гвоздичным маслом (от зубной боли).
Я внезапно осознала, что здесь пахнет комнатой, в которой недавно умер тяжелобольной пациент.
Не хочу об этом думать.
За прилавком стоял высокий худой аптекарь в белом халате. Он даже не моргнул глазом, когда я протянула ему пленку.
– Отпечатать? – уточнил он, держа карандаш наготове.
– По одному экземпляру, – сказала я.
– Имя?
– Флавия де Люс, – нет смысла лгать.
– Вы живете по соседству, мисс де Люс? – поинтересовался он.
