– А на самом деле это миссис Палмер? – переспросила я.
– Она призналась мне, – подтвердила Даффи. – Заставила поклясться, что я никому не скажу, и я сохраню ее тайну.
– Ты только что выдала ее мне, – заметила я.
– Пфф! – ответила Даффи. – Ты никто. И если ты проболтаешься, я налью тебе яду в ухо, когда ты будешь спать.
Я поняла, что Даффи в отчаянии. Она намекает на Шекспира – сцену, когда Клавдий, злобный дядя Гамлета, льет в ухо спящего короля сок белены.
Нашла чем напугать. Угроза Даффи так же пуста, как и ее сундук с приданым.
– Ха-ха, – ответила я.
Но в этот самый момент я кое-что поняла: две пары ушей лучше, чем одна, и они могут собрать в два раза больше сплетен.
Намекаю ли я на то, чтобы использовать сестрицу в качестве подслушивающего устройства?
Откровенно говоря, да.
Мы находимся в странном месте, где никого не знаем. Мы задержимся здесь не дольше, чем требует закон. Поэтому время играет очень важную роль. Мне нужно собрать как можно больше ушей – говорят, во время войны за независимость американские солдаты делали это с английскими.
Я провела пальцами по губам, изображая, что застегиваю молнию, перекрестила сердце, сложила пальцы в салют девочек-скаутов и сказала:
– Я, Флавия Сабина де Люс, торжественно клянусь, что под угрозой яда в ухе никогда не выдам секреты, которые мне вверит моя дражайшая и возлюбленная сестра Дафна де Люс.
Можно было и меньше пафоса, но мне хотелось, чтобы Даффи отнеслась ко мне серьезно. Я продолжила:
– Но почему она доверила тебе свою тайну? – нужно добавить в разговор нотку скептицизма, иначе Даффи заподозрит, что я притворяюсь. Так и есть, но не в том смысле, в котором она подумает.
– Потому что иногда, – ответила Даффи, аккуратно подбирая слова, – женщине нужно довериться другой женщине, и только женщине. Врачи не подойдут, в том числе вся армия последователей доктора Фрейда.
– Верно, – согласилась я, надеясь, что выгляжу умнее своих лет.
– Что ты можешь об этом знать? – фыркнула Даффи.
Я пожала плечами – прекрасный ответ на что угодно. Это переключило внимание Даффи с меня и дало ей повод излить все свои секреты.
Сработало.
– Бедняжка испугана, – сказала Даффи. – Судя по всему, ее книга задела кого-то за живое. Кое-какие стихи слишком близки к правде.
– К реальной жизни? – уточнила я.
Как интересно. Особенно в городе, где викария повесили за преступления по отношению к женщинам!
– Разумеется, к реальной жизни! – ответила Даффи.
– Какие именно стихи? – уточнила я.
– Она не сказала. Я почитаю, когда мы вернемся в Букшоу.
– У тебя есть экземпляр «Колыбели мидий»? – переспросила я. Иногда сестра меня поражает.
– Разумеется, – подтвердила она. – Как у любой дискриминируемой женщины в Англии. Литературное приложение к «Таймс» назвало эту книгу обязательной, и они не ошиблись.
В этот самый миг я поклялась наложить руки на эту жемчужину как можно скорее. Пусть экземпляр Даффи в Букшоу, но в этих краях наверняка есть еще один. Например, в спальне автора.
Она не будет держать книгу в маленькой библиотеке «Дуба и фазана». Нет, это слишком рискованно. Но разумно предположить, что поблизости должен быть экземпляр.
– Значит, никто не в курсе, что эту книгу написала она? – переспросила я. – Даже ее муж?
– Нет, – ответила Даффи, оглядываясь. – Особенно ее муж.
– Тогда почему она беспокоится?
Даффи прикусила нижнюю губу, словно раздумывая над серьезным решением, а потом поманила меня пальцем.
Я подошла к ней и подставила ухо к ее рту.
– Какой-то шантажист присылает ей письма, – прошептала она.
– Кто-то знает?
Я не смогла удержаться.
– Ш-ш! – прошипела Даффи. – Похоже на то. А теперь поклянись, что не обмолвишься и словом.
Я жестами показала, как долго-долго зашиваю рот иголкой и ниткой, и, по-видимому, удовлетворила этим Даффи.
– А теперь беги, – сказала она, открывая записную книжку.
– Что ты пишешь? – спросила я. – Заметки по делу?
– Нет. Сонет. Тебе неинтересно.
– Конечно, мне интересно, Даффи, – возразила я. – Я же твоя сестра, разве нет?
Она задумчиво уставилась на меня.
– Некоторые говорят, что да.
– Давай же, Даффи. Читай. Уверена, он убийственный. Имею в виду, потрясающий.
Тщеславие одержало верх. Она перевернула страницу и прокашлялась.
– Что ж, может, он и не очень хорош, но…
Почему поэты извиняются, перед тем как прочесть свои стихи вслух? Удивительно. В Святом Танкреде мы посетили много чтений, когда поэты старались убить свое детище еще до того, как оно сделает первый вздох.
Мне всегда хотелось прокричать: «Ну хватит уже!» – но я держалась. Поэты – если не считать жуткую Миллбанк Моррисон с кожей как у носорога – весьма чувствительны по отношению к своим творениям, в отличие от ученых.
Разве Джозеф Пристли извинялся за открытие кислорода? Или Генри Кавендиш за водород?
Разумеется, нет! Они ликовали.
– Давай же, умоляю, – сказала я. – Я вся внимание.
Даффи снова прокашлялась и начала читать:
Какой слизняк, какой могильный червь
Твой некогда прелестный портит лик?
– Стоп! – воскликнула я, поднимая руку.
Как она посмела? Как она отважилась забраться на мою территорию? Это я – специалист по мертвецам. Я – Доктор Разложение. Как она посмела?
– Прости, Даффи, – сказала я. – Остановись. Это слишком реально. Меня затошнило.
Даффи посмотрела на меня и покраснела от гордости. Потом закрыла блокнот.
– На самом деле это пока все. Я только начала, но прочитаю тебе все целиком, когда закончу.
– Не сотри карандаш, – посоветовала я и удалилась.
Глава 10
– А-а, мисс де Люс, – произнес голос, едва я сделала несколько шагов. – На пару слов, если не возражаете.
Это оказался констебль Оттер с блокнотом и нестираемым карандашом наготове.
Как долго он шнырял около садовой калитки? Что услышал?
Я бросила взгляд украдкой на блокнот, но страница была чистой. Когда я сделала шаг вперед, он автоматически отступил. Какой внимательный!
– Да, констебль, – сказала я. – Чем могу помочь?
