Господь милосердный, значит, этот дом принадлежит доктору Рашу, которого он искал. Толпа была настроена миролюбиво: доктора, похоже, не собирались вытаскивать из дома, обмазывать смолой и вываливать в перьях – говорят, широко распространенное развлечение. Грей осторожно подошел и тронул за плечо одну из девушек.
– Извините. – Ему пришлось наклониться ниже и почти кричать ей в ухо. Она обернулась и удивленно моргнула, а заметив его жилет с бабочками, широко улыбнулась. Грей улыбнулся ей в ответ. – Я ищу доктора Бенджамина Раша! Это его дом?
– Да, – удивленно подняв брови, ответил стоящий рядом юноша. – У вас к нему дело?
– У меня рекомендательное письмо к нему от доктора Франклина, нашего общего…
Юноша ухмыльнулся, но прежде, чем он успел что-либо сказать, дверь дома открылась и на крыльцо вышел худощавый, хорошо одетый мужчина лет тридцати. Толпа взревела, а мужчина, который, очевидно, и был доктором Рашем, со смехом помахал им рукой. Шум немного утих, и мужчина наклонился поговорить с кем-то из толпы. Затем он юркнул в дом и вышел уже в пальто, под рукоплескания спустился с крыльца, и толпа пошла дальше, с воодушевлением грохоча и трубя.
– Идем с нами! Там будет бесплатное пиво! – крикнул юноша в ухо Грею.
Вот так лорд Джон Грей очутился в преуспевающей таверне, празднуя первую годовщину опубликования «Декларации независимости». Звучали политические речи, пусть не слишком умело составленные, зато вдохновляющие. Грей узнал, что богатый и влиятельный доктор Раш не просто сочувствовал повстанцам, но и являлся одним из них. А новообретенный друг поведал Грею, что именно доктор Раш и доктор Франклин первыми подписали этот крамольный документ.
Пошел слух, что Грей – друг Франклина; люди стали к нему подходить и приветствовать, и вскоре он оказался лицом к лицу с Бенджамином Рашем.
Грею не впервые приходилось сталкиваться с преступниками, так что он и бровью не повел. Сейчас было не время рассказывать о племяннике, и Грей довольствовался тем, что пожал доктору руку и упомянул о знакомстве с Франклином. Раш проявил больше радушия, прокричав, чтобы Грей обязательно навестил его на досуге, можно даже утром.
Грей охотно заверил доктора, что придет, и выбрался из толпы, надеясь, что Раша не повесят прежде, чем он осмотрит Генри.
Грохот на улице положил конец празднованию. Раздались громкие крики, что-то глухо ударило по стене здания. Огромный грязный булыжник разбил оконное стекло, и крики «Изменники! Предатели!» стали слышны лучше.
– Заткнитесь, лизоблюды! – закричали из таверны.
В ответ вместе с патриотическими выкриками «Боже, храни короля!» полетели комья грязи и камни, некоторые попадали внутрь сквозь открытую дверь и разбитое окно.
– Выхолостить короля-Брута! – закричал знакомый Грею юноша, и половина людей выбежали на улицу. Некоторые задержались, чтобы отломить ножки стульев и применить их в качестве аргумента в развязавшейся политической дискуссии.
Грей опасался, как бы на Раша, еще не осмотревшего Генри, на улице не напали лоялисты. Но Раш и несколько других повстанцев – по-видимому, главарей – уклонились от стычки и после короткого обсуждения предпочли уйти через кухню. Грей же остался в компании с мужчиной из Норфолка по фамилии Пэйн – носатым оборванцем и яркой личностью. Он имел твердое мнение по вопросам свободы и демократии, а также обладал выдающимся запасом эпитетов в отношении короля. Говорить им было не о чем: Грей вряд ли смог бы откровенно высказать противоположное мнение по этим вопросам, так что он извинился, намереваясь последовать за Рашем и его друзьями через заднюю дверь.
Уличная схватка достигла пика и завершилась бегством лоялистов; люди хлынули в таверну, кипя праведным негодованием и поздравляя друг друга. Среди них был высокий, худощавый брюнет; отвлекшись от разговора, он обернулся, увидел Грея и замер.
Грей подошел к нему, надеясь, что биение его сердца не слышно за затухающим шумом с улицы.
– Мистер Бошан, – сказал он и взял Персеверанса Уэйнрайта под руку, сжав запястье. Со стороны это выглядело сердечным приветствием, но на самом деле было удерживающей хваткой. – Не уделите мне минутку?
* * *
Он решил не вести Перси в дом, который снимал для себя и Дотти. Не потому, что Дотти могла узнать его, – она еще даже не родилась, когда Перси исчез из жизни Грея, а лишь повинуясь инстинктивному нежеланию позволить ребенку играть с ядовитой змеей. Перси тоже не стал приглашать Грея в свое жилище. Возможно, не хотел, чтобы Грей знал, где он живет, в случае если понадобится тихо исчезнуть. В конце концов договорились прогуляться до Юго-восточного сквера.
– Это кладбище для бедняков и бродяг. Там хоронят тех, кто не был горожанином, – пояснил Перси, показывая дорогу.
– До чего же кстати, – сказал Грей, но Перси либо не расслышал, либо притворился, что не слышит. Они почти не говорили – на улицах было полно людей. Всюду виднелись полосатые флаги, на каждом красовалось поле со звездами, хотя расположение звезд ни разу не повторялось. Полосы тоже разнились по цвету и размеру: либо красные, белые и синие, либо только красные и белые. Однако, невзирая на символы праздника и царившее на улицах буйное веселье, в воздухе висело острое ощущение опасности. Может, Филадельфия и считалась столицей повстанцев, но до крепости ей было далеко.
В парке оказалось спокойно – как и должно быть на кладбище – и на удивление мило. Тут и там виднелись несколько деревянных надгробий с именами, – никто не стал тратиться на каменные изваяния, хотя какая-то благочестивая душа установила в центре кладбища огромный каменный крест на постаменте. Не сговариваясь, Грей и Бошан пошли к нему, следуя поворотам ручейка.
Перси, должно быть, специально выбрал парк, чтобы все обдумать по пути. Что ж, Грей тоже всю дорогу думал. Так что, когда Перси сел на постамент и вопросительно обернулся, Грею не пришлось тянуть время, рассуждая о погоде.
– Расскажи мне о второй сестре барона Амандина, – потребовал он.
Перси моргнул и улыбнулся.
– Джон, ты меня удивил. Клод вряд ли рассказывал тебе об Амели.
Грей ничего не ответил, лишь сложил руки за спиной и ждал. Перси пожал плечами.
– Ладно. Она была старшей сестрой Клода. Моя жена, Сесиль, – младшая.
– Была, – повторил Грей. – Значит, она мертва.
– Уже сорок лет. Почему ты ею заинтересовался? – Перси вынул из рукава платок и промокнул виски – было жарко, да и шли они долго: у Грея промокла от пота рубашка.
– Где она умерла?
– В парижском борделе.
Это заявление сбило Грея с толку. Перси криво улыбнулся.
– Если хочешь знать, Джон, я ищу ее сына.
Грей посмотрел на него и медленно сел рядом. Серый камень постамента оказался теплым.
– Хорошо. Расскажи мне о нем, будь добр.
Перси с настороженным удивлением покосился на него.
