Между нами, как ни странно, не возникло романтических отношений, даже не знаю почему. Наверное, нам и так было хорошо, и портить дружбу чем-то еще просто не имело смысла.
По окончании университета я ожидаемо получила предложение работать в газете и согласилась. Так прошло еще три года, я стала одним из ведущих журналистов, мы с Катей купили, наконец, небольшую квартиру на окраине города. Она по-прежнему работала в медицинском центре, неплохо зарабатывала, но из-за постоянной занятости так и не устроила свою личную жизнь. Я никак не могла понять, чего не хватает мужчинам – Катя была привлекательной, стройной, спортивной, правда, характер испортился за эти годы. Но ведь если бы появился человек, который полюбил бы ее, все наверняка могло бы измениться. Но Катя на мои вопросы только качала головой:
– Нет, дорогуша, я птица одинокая, мне напарник не нужен. А вот ты чего тянешь?
Я уклонялась. В моей голове давно созрел план, и Вадим во многом был причиной этого. Он уволился из газеты и открыл небольшое издательство, дела пока шли не особенно хорошо, и Вадим уговаривал меня попробовать написать женский роман, которые как раз стали набирать популярность – все книжные развалы пестрили книжками в ярких обложках. Вадим считал, что мне это вполне по силам – годы наших упражнений не прошли даром, я отлично владела словом и умела создавать яркие образы и придумывать истории.
– Если нам повезет, мы сможем хорошо зарабатывать, – убеждал меня Вадим, но я почему-то не спешила променять свою уютную и ставшую родной редакцию на ремесло сочинительницы дамских романов.
Разумеется, все решил случай – в моей жизни, похоже, ничего не происходит просто так, само собой. Все подчиняется какой-то злой воле, року, потусторонним силам. Я ничего не могу решить в своей жизни сама.
Был ясный, очень теплый сентябрьский день. Один из тех, что я так люблю осенью, – когда сухо, тепло, желтые листья шуршат под ногами, ты идешь по аллее в длинном пальто и бордовом шарфе, радуешься жизни и предвкушаешь, как вечером приедешь домой в свою уютную квартирку, наскоро приготовишь ужин, выставишь на стол большой торт, купленный с очередного гонорара, и бутылку холодного шампанского, придет с работы сестра, вы посидите, порадуетесь тому, что все более-менее хорошо… И ровно через секунду ты уже лежишь на асфальте вся в крови, не можешь пошевелиться и практически не чувствуешь своего тела. И только голова разрывается от невыносимой боли, и последнее, что ты видишь, проваливаясь в пустоту, это яркое синее небо и желтые листья на деревьях.
Я очнулась в больничной палате и не сразу поняла, как тут оказалась. Я совершенно ничего не помнила, не ощущала собственного тела, и это испугало меня настолько, что я закричала. И кричала потом несколько часов, не в состоянии остановиться. Помогла только какая-то инъекция, сделанная прямо в шланг капельницы, укрепленной над моей головой. Сколько спала, не помню, но первое, что увидела, очнувшись, было лицо Кати. Моя сестра постарела за это время так, что я даже не сразу ее узнала. Она смотрела на меня, не моргая, и ее слезы капали мне на лицо. Это было самое ужасное – видеть, как моя сильная, уверенная в себе Катя плачет.
– Не плачь, – проговорила я, пытаясь дотронуться рукой до ее руки, но не могла. – Где мои руки?
Я спросила это совершенно спокойно, и Катя заплакала еще сильнее. Она сама взяла меня за руку, но я не почувствовала этого, хотя руку, поднятую Катей вверх, видела.
– Почему я ее не чувствую?
– У тебя сломан позвоночник.
– Что это значит?
Катя молчала, и из этого молчания я поняла больше, чем если бы она сейчас разразилась тирадой о состоянии моего здоровья и разными прогнозами. Мне нет тридцати, а моя жизнь закончена.
– Я предлагаю тебе отправить меня после больницы в специнтернат, – совершенно спокойным голосом произнесла я, и Катя точно взбесилась.
– Ты с ума сошла?! – рявкнула она, вскочив и мгновенно перестав плакать.
– Сядь и выслушай меня. Тебе некогда будет ухаживать за мной, ты станешь мучиться угрызениями совести. А там будет какой-никакой, а уход.
– Никакой! – выкрикнула моя сестра. – Именно никакой, идиотка! Я ни за что на это не пойду!
– Мы обсудим это позже, – сказала я и закрыла глаза, дав понять Кате, что разговор сейчас бесполезен.
Несколько дней я напряженно думала над происходящим со мной и особенно тщательно – над тем, что делать дальше. Я не могу ходить, не могу шевелить руками, но я говорю и думаю. Это уже кое-что. И план у меня созрел спустя неделю. Я попросила Катю позвонить Вадиму и попросить его приехать ко мне.
Когда он вошел в палату, первое, что я увидела, были его трясущиеся руки и дрожащая нижняя губа. Вадим едва сдерживал слезы, и мне пришлось призвать всю свою силу воли, чтобы не зарыдать вместе с ним.
– Садись, Вадик.
Он присел на табурет и попытался спрятать руки в карманы, но это было неудобно.
– Ты хотела меня видеть?
– Да. Опустим формальности и жалостно-мармеладные разговоры о моем здоровье, мне кажется, тут все очевидно. У меня к тебе деловое предложение.
Вадим уставился на меня непонимающим взглядом. Я предвидела это – ну, что, в самом-то деле, я могла теперь ему предложить? Но он же не знал, что мой мозг, переживший сильный ушиб, вдруг выдал совершенно четкий план на все оставшиеся мне годы жизни. Безбедной жизни, если повезет. А повезти с помощью Вадима должно было обязательно – ведь не бывает же в жизни все только плохо. И если мы приложим немного усилий, то судьба развернется к нам лицом и даже подарит широкую улыбку.
Когда я изложила Вадиму все, о чем додумалась за эту неделю, он сперва долго молчал и только глазами хлопал.
– А ты уверена, что это сработает? – спросил он после паузы.
– Если ты сделаешь все так, как я скажу, то сработает. Но тебе придется закрыть свое издательство, потому что у тебя не будет времени на это. Ты будешь заниматься только мной, будешь посвящать свое время исключительно мне, и тогда на финише мы оба станем неплохо зарабатывать.
Вадим ничего не ответил на это, зато спросил:
– А где ты собираешься заниматься этим?
– Тебе нужно убедить мою сестру поместить меня временно в дом инвалидов и договориться там о сносных условиях и отдельной комнате, куда можно будет приглашать девушку, которая займется набором текстов. Главное, чтобы она не была болтливой.
– Нет! – решительно отверг эту часть плана Вадим. – Я сам буду набирать. Мне пришла в голову одна мысль. А что, если мы сделаем тебя автором-невидимкой? Ты не будешь давать интервью, не станешь общаться с прессой, на обложках не будет твоих фото. Ведь это только подхлестнет интерес.
– Давай сперва что-то напишем и попробуем это продать, а там решим.
Но эта идея мне очень понравилась. Показываться кому-то на глаза в таком виде – ну, мало найдется желающих, а я все-таки женщина. В предложении Вадима было рациональное зерно, и это нужно будет обдумать позже.
