Это всё объясняет. Окончательно. Орден Созерцающих
[7]
был образован несколькими слабыми колдунами, жаждавшими стать сильными колдунами, которые накачивали огромные количества Силы в амулеты-аккумуляторы, используя единственный доступный им метод её получения — человеческие жертвоприношения с мучительством. За что, естественно, были прокляты служителями всех богов, кроме Кали, и запрещены во всех землях, как и иные культы Кали.
Это же объясняет и депрессию Маши. Она одна чувствует зло, исходящее от проводимых в зданиях напротив обрядов. Мне такого не учуять. Чувствую какие-то волны Силы, но думал, что это от магической защиты. Я даже светлое волшебство от тёмного отличать не умею — только саму магию чувствую. А Маша — волшебница, от тьмы далёкая. В принципе светлых и тёмных магов нет, за исключением патологий. Тот же Васька-некромант — какой же он, к демонам, тёмный? Добрейшей души мужик, слова дурного о нём никто не скажет, кроме девок брошенных. Разве он тёмный? Просто талант у него прорезался в такой вот тёмной области, а уж как её повернуть — во зло людям, или во благо — это ему решать.
Созерцающие же обратились к крайнему злу. К тому, служение которому ведёт к дальним планам нижних миров, которое извращает человеческую суть и обращает её в нечто, чего не должно существовать в мире подлунном. К абсолютному злу. И немногие из тех, кто может это зло чувствовать, способны его перенести. Вот и Маша страдает.
— Орри, — повернулся я к стоящему в дверях гному, — пусть свяжутся с фортом и попросят выпустить по трактиру с гостиницей ещё с десяток гранат. Понял?
— Не дурак, — кивнул гном и направился в коридор.
— Орри! — окликнула его Маша. — Пусть часто не стреляют, примерно по одной гранате в минуту, хорошо?
— Скажем! — прогудел тот, и его тяжёлые шаги удалились по коридору к лестнице.
А я вновь приник к биноклю. Колдуны колдунами, но есть вероятность, что после пуска первых гранат проявят себя снайперы. Это их работа — выбивать гранатомётные и пулемётные расчёты, так что, может, мне и удастся перехватить ещё одного и вышибить ему мозги, как тому, что застрелил мужика с СВД
[8]
. Пусть тот и дурак, а всё равно жалко.
— Ладно, я делом займусь, — сказала Маша, усаживаясь по-восточному на пятки посреди комнаты, и, сведя ладони перед грудью — как она сделала во время ночёвки в лесу, — стала составлять сторожевое заклятие.
Вокруг неё незримо закрутился прохладный и лёгкий вихрь Силы, совсем-совсем воздушный, невесомый, как всё её волшебство в моих ощущениях. Мне даже казалось, что вся волшба несёт отпечаток её собственной души — светлой, чистой, открытой. Нравилась мне её волшба, короче.
Вскоре со стены форта выстрелил первый гранатомёт. Мне удалось разглядеть, как по пути к цели граната вдруг по крутой дуге сменила направление и улетела вправо и вверх, исчезнув из поля зрения. Вскоре где-то вдалеке раздался взрыв.
От Маши отделился сгусток Силы, словно закапсулированный в самом себе, и поплыл, плавно и быстро, прямо сквозь бревенчатую стену в сторону трактира «Отставной К. барабанщик». А я опять припал к окулярам бинокля. Есть какое-то шевеление на первом этаже трактира, но скрыто оно от меня простенком. Может, колдуны, а может быть, и просто стрелки, среагировавшие на выстрел. Пошарил по тем окнам, которые удавалось разглядеть сквозь приоткрытую занавеску. Пока никого.
От Маши тянулась нить Силы куда-то в ту сторону, но очень тоненькая, сторожкая. Она не хотела привлечь хоть чьё-нибудь внимание к своей волшбе. Хотела прокрасться туда невидимым духом, призраком.
Ещё выстрел гранатомёта — и шевеление в окне. Но не в трактире, а опять на чердаке одного из домов — метров семьсот до него. Чего теперь выглядывать, ежу тут всё понятно. Я приложился к тяжёлой «секире», навёл на подозрительное окно. Так и есть. Если первый снайпер, убивший человека в нашей гостинице, был умным, прятался далеко и хорошо, то второй был дилетантом вроде нашего убитого. Вооружён «маузером»
[9]
с хорошим прицелом. А ведь может дел натворить. Пусть как снайпер он и дурак, но как стрелок может оказаться хорошим. Не надо нам этого.
