К полудню мы прошли двойную цепь бакенов, охраняемую береговым фортом и сторожевиком, обозначавшую границу княжества. Дальше пошла настоящая анархия — никто рекой не правил. Мы опять вытащили из трюма «максим», установив его в кормовой вахте. Ни один из нас в трюм не спускался, а мы с Балином в случае неприятных неожиданностей должны были бежать к пулемёту, где я выступал за наводчика, а он за помощника, следящего, чтобы лента подавалась без перекосов.
Оружие тоже держали на палубе — уже не двустволки, а приготовили всё, что у нас было пригодного для нормального боя. В этих местах берега реки контролировались несколькими маленькими аборигенскими княжествами, где порядка отродясь не было. Плавни давали возможность укрыть любое судно — от моторки до баржи, а десятки притоков, многие из которых были вполне судоходными, позволяли добраться до Великой злодеям из очень дальних земель, даже из Озёрного края, где половина населения пробавляется бандитизмом. Дойдут по притоку, грабанут кого-то — да и рванут обратно, только их и видели.
Однако судов на реке не наблюдалось. Пару раз замечали баркасы вдалеке, но те на нас никакого внимания не обращали. Часам к трём дня почти перед нами из притока появились два судна — впереди шёл катер с охраной, крепкая десятиметровая посудина с двумя «максимами», спереди и сзади. На катере, в окнах бронерубки и на палубе, виднелись люди в тёмно-синей с красным форме. Дружинники баронские. Следом за катером величественно и плавно скользил хаусбот
[50]
не меньше нашей баржи в длину, то есть метров так двадцать. И метров пять в ширину. Добротная, спокойная посудина, эдакий плавучий мини-дворец. Если не дворец, то особняк по крайней мере, даже по архитектуре. На крыше надстройки была терраса под тентом, на которой в креслах сидели два человека в белых расстёгнутых рубашках с бокалами вина в руках, — не стану скрывать, я их в бинокль рассматривал. Над ними развевался родовой флаг кого-то из них, состоящий из синих и красных полос с каким-то гербом в середине. На хаусботе суетилась прислуга. На корме стоял часовой с карабином, настороженно глядящий в нашу сторону.
Сидевшие наверху обладатели белых одежд окинули нас равнодушными взглядами, которые вырабатываются многими поколениями знатных предков, после чего вернулись к прерванной беседе. И затем понемногу стали удаляться. Всё же их посудина была самую малость быстрее.
— В Гуляйполе развлекаться едут, — пробормотал Балин.
— Думаешь? — спросил я. — Может, дальше?
— А куда им дальше? Все удовольствия на месте. В Гуляйполе половина местных дворян половину времени проводят. Сколько там поместий родовых спустили — не счесть, наверное.
— И как, отбирают? — заинтересовался я.
— А куда денешься? Должникам «Временную печать»
[51]
накладывают. Но имения их никому не нужны чаще всего — предлагают продать, а деньги привезти. Про баронство Ралле слышал?
— Ну да… есть вроде бы такое… Как раз вверх по Велаге. А что?
— Так тамошний владетель вообще скипетр свой с троном проиграл. В общем, когда приехали с него долг получать, наследник баронский, племянник, дядю родного мечом проткнул фамильным, а сам в замке заперся и давай от кредиторов отстреливаться. По слухам, до осады дошло.
— И чем закончилась история?
— По тем же слухам, как-то договорились. Заплатил что-то племянник. По крайней мере, налоги в баронстве в два раза выросли.
— Тогда точно заплатил, — усмехнулся я. — Да и поди не заплати… Думаю, что средняя гуляйпольская банда дружину заштатного барона в клочки порвёт при необходимости.
— Порвёт, — кивнул гном. — Особливо если учесть, сколько всяких колдунов да магов осело у них в городе. И все такие… каких в приличное общество не пускают.
— А правду говорят, что в Гуляйполе им человеческие жертвы разрешены? — спросила подошедшая и прислушавшаяся к разговору Маша.
С ней подошла Лари, которая же и ответила, не удержавшись от подколки:
— Думаешь заняться? Пора, пора силы подкопить. — Затем добавила серьёзно: — А там ничего не запрещено. Если что делаешь — не мешай другим. И будь готов, если мешаешь, получить в ответ. А чем ты занимаешься дома — твоё личное дело. Хоть девственниц насилуешь, хоть в жертву их приносишь. Никому дела нет. Такой вот интересный город.
Некоторое время мы продолжали смотреть вслед удаляющимся хаусботу с катером, затем наше внимание привлёк ещё один катер — мощный, широкий и крепкий, со стальными бортами, крашенными шаровой краской, надписью «Анархия — мать порядка!» по всему борту, нанесённой белой краской. На носу катера стояла крупнокалиберная спарка с водяным охлаждением, которая никак легальными методами не могла попасть к гуляйпольцам, за ней сидел человек в прорезиненной зюйдвестке. И не жарко ему.
Всего в катере было человек семь, вооружённых исключительно укороченными СВД-П, которые в Нижнем Новгороде делаются. Точно, подогревает купеческая республика тутошних бандитов — ни стыда, ни совести. Одеты все были в смесь кожи и камуфляжа, вид самый что ни на есть бандитский.
Катер прошёл всего в десятке метров от нас, на встречном курсе, подняв крутую волну, раскачавшую нашу большую и неуклюжую посудину.
— Видал? — сказал Балин. — Дозоры на реке организовали — на случай, если снова ярославские появятся. Говорят, что таким дозорам в тихом месте лучше не попадаться — ограбят.
— Пустое, думаю, — возразил я. — Есть же правило, что не надо гадить, где ешь. Здесь они едят — зачем гадить?
— А они дальше от своей территории ходят.
— Дальше и без них охотников до такого дела хватает, — сказал я.
— Тоже верно, — согласился Балин. — Но вот за Нижним, ближе к Царицыну, всё пиратство на реках отсюда.
— Ну, это и дети знают. Нашёл чем удивить.
К устью Велаги мы подошли около шести часов вечера. Сама Велага, относительно небольшая, не более пятисот метров в ширину в своём нижнем течении река, образовывала на месте впадения в Великую множество заросших островов, возникших случайным образом во время Пересечения сфер. Теперь на этих островах разместились сторожевые посты гуляйпольцев, управляющие к тому же минным заграждением. Именно такой пост утопил в своё время «Гоплит».
