У дома она оказалась раньше всех и видела, что сначала туда зашел Колосов, затем почти сразу его жена с собакой, а потом, немного погодя, этот тип — он говорил по мобильнику и задержался на улице, чтобы закончить разговор. Она нагло встала прямо у подъезда и видела в лицо каждого входящего, а они не обращали на нее внимания, ведь никто из них ее не знает.
«Все было именно так, и вы меня не путайте: первый — Колосов, потом его жена и последним — тот, третий».
Потом она долго ждала Славку, потому что велела ему догонять и не сказала где, и он, чертыхаясь, объезжал все дворы. Тем временем вышел тот тип, посмотрел на нее злобно и подозрительно, так что у нее душа в пятки ушла, но тут подъехал Слава. Она бросилась к нему и стала на ходу орать, чтобы слышал тот тип, что она торчит тут уже целый час, магазин скоро закроется и они никуда не успеют. Бедный Славка хотел возразить, но она все ругала его, не давая вставить слово, пока они не отъехали, и в конце концов он страшно обиделся и дулся на нее весь вечер, не давая ничего объяснить.
Время она может назвать точно, потому что в мебельный они влетели за пятнадцать минут до закрытия, дороги там полчаса без пробок, а пробок не было.
Кто-то был дома, когда она пришла с собакой. Воспитанный Фагот не залаял, а лишь втянул воздух и начал взволнованно присвистывать. У Алины замерло сердце: неужели Другой? Она не знала, как встретит его после пропажи драгоценностей, наверное, стоило гнать стервеца поганой метлой, но сердечное замирание говорило ей, что погнать не сможет. Духу не хватит. Сердце также подсказывало, что репетировать встречу бессмысленно — он не вернется.
Она тут же разочарованно выдохнула, вспомнив, что пригласила сегодня Тимура и даже готовилась к свиданию. Значит, он уже здесь. Жаль, она не успела зажечь ароматизированные палочки, обычно требуется время, чтобы пряный запах пропитал квартиру, а привкус дыма рассеялся. Интересно, он имеет какое-нибудь представление об изысканной любви?
Она сняла кроссовки, наклонилась за тапочками и замерла. Замшевые мокасины! Не на полочке, а в углу, где их всегда из принципа оставлял Вадим, а вслед за ним и Другой, явно проинструктированный из первоисточника. Прямо в носках она вбежала в гостиную. Высокий мужчина стоял у окна, и ей было трудно разглядеть его против света. Лишь когда он обернулся и сделал к ней несколько шагов, она увидела, что седины в черных волосах и короткой бородке стало гораздо больше.
— Здравствуй, Аля, — тусклым голосом сказал он.
— Здравствуй, Вадим, — ответила она спокойно. Что ж, значит такова судьба. — Зачем пожаловал?
Он сел на диван, закрыл лицо руками и заплакал. Это было дико и непонятно. На ее памяти Вадим не плакал никогда. Неужели этим спектаклем он собирается вымолить прощение? Или разыгрывает возвращение блудного мужа, который вышел из дома три дня назад, забыв мобильник, а теперь кается перед женой? Не поздновато ли?
Их дальнейший разговор напоминал беседу двух глухих.
— Зачем ты это сделала? — проговорил Вадим, не отнимая рук от лица.
— Я сделала?! Что же такого я сделала?
— Зачем ты убила Таню?
— Какую Таню? Вадик, ты о чем? Ты здоров?
— Таню. Тату. Женщину, которую я любил. Ты задавила ее машиной. Здесь, около дома. Зачем? О чем вы говорили?
Алина прислонилась к стене.
Так вот оно что. Девушка, которая бросилась ей под колеса, была не случайная прохожая. И из подъезда она выскочила не просто так. Наверное, пришла выяснить отношения с ней, Алиной, нелюбимой женой-разлучницей. Но никого не застала. Или, того хуже, застала Дика и приняла его за Вадима, вряд ли зная, что у ее возлюбленного есть дублер. Ничего себе комедия положений!
— Вадик, — твердо сказала она. — Я не знаю никакой Тани. Я ни с кем не говорила. Эту девушку я видела в первый раз. Она…
Он ее не слышал. Рыдания сотрясали его тело, сквозь прижатые к лицу ладони вырвался вопль:
— Молчи, я тебя ненавижу, я убью тебя-а!!!
Крик захлебнулся, руки вцепились в воротник. С испуганными глазами, закусив губу, Вадим стал медленно клониться набок.
— Что? — бросилась к нему Алина. — Сердце?
Он кивнул, безвольной рукой вытащил из нагрудного кармана коробочку.
— Налей… воды…
Алина метнулась на кухню.
— Одну таблетку…
Лекарство было Алине знакомо — его принимал отец. В шестнадцать, переживая несчастную любовь до нытья в сердце, она попросила у него таблеточку. Он повел ее в кабинет, протянул одну, из рук в руки. И предупредил, чтоб сама не брала. Одна таблетка — жизнь, передозировка — смерть.
Она дала Вадиму таблетку с ладони, поднесла к губам стакан. Он сделал пару тяжелых глотков, перевел дыхание, задышал легче.
— На, выпей.
— Я уже пил.
— Нет, Вадим, тебе показалось. Прими лекарство.
— Я принял.
— Нет, ты воду пил. На, сейчас легче станет.
— Воду? Да, правда. Давай таблетку… Нет! Я уже принимал! Пусти! Убери руки, сука!
— Вадим, успокойся, тебе надо выпить лекарство, только одну таблеточку, с сердцем не шутят.
— Нет!!!
Она пыталась пальцами разжать его побелевшие губы, он отбивался и хрипел, стакан выпал, и вода разлилась по дивану. Она знала, что ему не хватает воздуха, а потому рано или поздно он откроет рот. Но у него еще оставалось немного сил, и он схватил ее за горло…
В этот момент и вошел Тимур.
Она не смогла уговорить его на джакузи, но ей надо было успокоиться, и он взял ее стоя, в кухне, крепко прижав к стене и из-за ее головы поглядывая на часы. Потом велел переодеться во что-нибудь с высоким воротником, чтобы спрятать пятна на горле (завтра пройдут), и еще раз объяснил, что она должна говорить ментам. Окинул взглядом неподвижную фигуру, мирно полулежащую на диване в домашнем халате. Протер платком дверные ручки и графин — вроде бы и все? Бай-бай!
Через три дня Алину забрали в ментовку. Папин адвокат внес залог, и ее выпустили, взяв подписку о невыезде. «Вы подозреваетесь в убийстве своего мужа Колосова Вадима Григорьевича…» Это что значит — суд? Тюрьма? Она, Алина, в тюрьме?
— Нет, конечно, — успокоил ее отец. Он выглядел озабоченным, но не растерянным. И не спросил у нее ничего по поводу того, убивала ли она Вадима.
— Не беспокойся, Тимур все разрулит.
Она сидела в своей старой детской в родительском доме и ждала. Потом подписку о невыезде сняли. Отец сказал, что она может ехать куда хочет. В свою любимую Италию. В Ниццу — там сейчас бархатный сезон. В Лондон, на Карибы. Только поскорее.
Значит, Тимур все разрулил. И она не успела сказать ему спасибо. Она никому в жизни не говорила спасибо, кроме того мужика, Вадимова дублера, который сумел задеть в ней какую-то струну, а потом сбежал с ее деньгами и драгоценностями. А Тимуру — никогда.
