Под бурные крики церемония продолжилась – Ош встал между других как равноправный член племени, а в шатер по очереди заходили его мать и сестры. Из купели к народу вышли Ошая, Ошима, Ошура и Ошанья. Семье дали не только имя, но и жилье – проржавевший и почти разваливавшийся контейнер на окраине. На остальное и на что-то лучшее они должны заработать сами, а если какие-то предметы обихода, инструменты или еда необходимы срочно, король обещал дать на это в долг столько, сколько понадобится.
На этом праздник завершился. Переговаривавшийся народ расходился по домам, трое назначенных королем работников собирали шатер, еще несколько ждали, чтобы засыпать купель до следующего нарекания. Не прошло и получаса, как поселок опустел, и жизнь вернулась в прежнее русло.
Несомненно, Лек все рассказал приятелю, потому что в первую же ночь, когда папа Нодж отправился на службу, у контейнера Норы раздалось:
– Откуда знаешь нашу тайну?
Говорил Борас – жестко и требовательно. Объяснение со снами его не устроило.
Другого у Норы не было.
– Не понимаю, для чего нужен такой комплект, – сказала она в ответ. – Оружие, вещи, деньги…
– Еще кому-нибудь рассказывала? – перебил Борас.
– А раньше ты казался мне умным. Если бы рассказала, припрятанное изъяли бы, а вас прижучили. Здесь одно из трех: возможно, вы помогаете в чем-то противозаконном кому-то из нашего племени, и это преступление. Либо вы помогаете чужакам, а это уже измена, что намного хуже. И третье: вы сами хотите сбежать.
Нора оборвала себя. Пронзило пониманием: именно третье! Трупы, помощь преступникам, связь с чужаками и прочие фантазии – ерунда. Борас и Лек упорно и методично готовятся к побегу, именно это связывает их, таких непохожих.
Нора перевела дыхание.
– Заткнуть мне рот можно одним способом: убить. Возможно, вы придумаете, как это сделать, чтобы на вас не подумали, но кто поручится, что к тому времени о вашей тайне не узнают другие?
Повисла тишина. Нора глядела в щель. Борас кривил губы. Лек привычно прятался за упавшей челкой.
– Не знаете что делать?
Нора собралась с силами. То, что сейчас будет сказано, обдумано давно, но как это воспримут? Она проговорила как можно четче:
– Есть простой выход. Нужно, чтобы все посвященные в тайну были связаны ей.
– Не понял. – Лоб у Бораса напрягся, между бровей пролегли две вертикальные складки. – Хочешь рассказать нам какую-то свою тайну, чтобы мы все зависели друг от друга? Хочешь раскрыть секрет рюкзака?
– При чем здесь рюкзак? Это память о маме, и кто коснется его словом или грязными лапами… и даже чистыми…
Заканчивать мысль не пришлось, выражение лица сказало остальное. Видимо, сказало очень доходчиво.
– Тогда совсем ничего не понимаю, – признался Борас. – Я, может быть, немного туплю спросонья, но быстро схватываю. Поясни.
– Мне запрещено выходить из дома, но я хочу побывать в тех местах, которые видела во сне. Когда пойдете в следующий раз, возьмите меня с собой. Потом я буду хранить вашу тайну, а вы – мою. Если, как вы боитесь, я выдам вас, то вы расскажете, что я лично ходила к тем вещам, а не увидела их во сне.
– Может быть, ты и ходила? – логично предположил Борас.
Лек не вмешивался в разговор. Бросаемые им на приятеля взгляды показывали, что он не против. Нора тоже считала, что мир, пусть сначала без доверия и с опаской, лучше открытой вражды.
– Если я, по-твоему, везде хожу, почему я вас видела, а вы меня – нет?
– Тебя видели другие, – отрезал Борас.
– Но мы не видели, – признал Лек.
– А вы ходили несколько раз. Могу рассказать о каждом походе. Какой дорогой шли и что добавляли к уже спрятанному.
– Ты все же ясновидящая? – не удержался Лек. – По-настоящему?
– Частично. Я уже говорила. Сны, которые вещие, отличаются от прочих.
– Бор, я ходил к королю с ее сном, и все подтвердилось, каждое слово.
– Чего же она только нас всегда видит? Влюбилась, что ли?
Нору бросило в краску. Надо что-то сказать, а то глупо выходит. Действительно, почему она столько знает именно о них?
– Я о многих сны вижу, – сообщила она как можно уверенней.
Борасу что-то пришло в голову, он ухмыльнулся:
– Расскажи про других, тогда поверим.
Лек затих с краю, и ему, кажется, очень хотелось, чтобы Нора доказала свою правоту.
– Я чужих тайн не выдаю, – твердо сказала Нора.
Лек вздохнул: то ли огорчился, то ли обрадовался.
– Тогда не верим, – пожал плечами Борас.
– И не надо, – так же равнодушно ответила Нора. – Я предложила решение, но раз оно вас не устраивает, придется искать другое. Оно, другое, у вас есть?
Лек зашептал приятелю:
– Какая разница, верим мы или нет. У нас будет такое же оружие против нее, как у нее против нас. Это лучший выход.
Нора ждала. Положительный ответ Бораса давал надежду на новую страницу в жизни. Условий, которые она предложила мальчишкам, папа, конечно, не одобрит, но ему и знать не следует. Это ее жизнь, и ей решать, что для нее лучше. Кого-то жизнь в четырех стенах вполне устраивает, кто-то видит счастье в богатом муже или в будущих детях. Для Норы счастьем была свобода. Огромный мир звал ее, тысячи ныне запертых дверей манили пьянящей неизвестностью.
Борас кивнул:
– Хорошо. Выходи.
Нора опешила.
– Прямо сейчас?
– Естественно. С этой минуты мы должны быть уверены друг в друге.
Так сумбурно и нервно она еще никогда не собиралась. Уже готовая полезла было в люк…
Нельзя. Это ее личный ход, ее тайна. Теперь нужно делать как все.
– Пойдем к схрону, – объявил Борас, когда она вышла через скрипнувшую при открывании и лязгнувшую при закрытии дверь. – Поведешь ты. Посмотрим, чего стоят твои сны.
Сначала они постояли в тени контейнера: не выглянет ли кто-то на шум? Пахло людьми и гарью, неподалеку стрекотали ночные насекомые. Яркая луна делала тени резкими, а то, на что падал свет – мертвецки-синим и отчетливым.
Одежда Бораса и Лека говорила о доходах семей. Борас носил крепкое и темное, специально надетое для ночи. Сейчас на нем были военного кроя штаны со множеством карманов и футболка. У Лека выбора не было, он ходил в единственной одежде – рубашке с заплатами, что от бесчисленных стирок превратилась в затерто-бесцветную тряпку, и в таких же штанах. И все же не он оказался в ночи самым заметным. Когда натягивала брюки, в последний миг Нора сообразила: такая одежда, подогнанная под нее и предназначенная именно для путешествий, вызовет подозрения. Вместо брюк она натянула юбку, а рубашку, подумав, все же оставила. Ничего более подходящего не нашлось. Прежние вещи не налазили, а перешитая под нее майка как у Бораса – со странным названием «футболка», которое всегда что-то напоминало папе – делала ее слишком вызывающей. И мокасины сегодня уступили место сандалиям с восходившей на голень обмоткой из тесьмы – папа сделал их вместо ставших маленькими прежних. Мокасины – обувь для походов, Нора выглядела бы в них странно перед собравшимися именно в поход босыми приятелями, у нее такой быть не могло. По этой же причине, чтобы выглядеть простушкой, которая впервые покидает дом, пришлось оставить ремень с ножом и прикрепленной бутылкой воды, а также часть собранного для сложных ситуаций. Сегодня она не одна, и все будет по-другому. В карманах остались только бинты, иголка с ниткой и пакетик с мазью для свежих ран – на крайний случай. В этом, как говорил папа, лучше перебдеть, чем недобдеть. Маленький ножик на голень она все же привязала – у спутников тоже были ножи, у Бораса красивый на кожаном ремне, у Лека на поясной веревке обычный кухонный в деревянных ножнах.
