Единственная причина, по которой Холодный Кобальт еще оставалась жива, — это то, что жрец и в самом деле очень боялся прикосновения к святой стали. Похоже, ноги у него были без костей, поскольку позволяли изгибаться поистине непристойным образом, чтобы не задеть черный молот. Но монстр то и дело пытался ударить ее по голове призрачной рукой, поэтому танец затянулся; они так и шлепали ногами по дну грязной миски с тушеным мясом, в которую превратился тронный зал.
Враг снова попытался вцепиться в лицо, но София, вместо того чтобы отступить, бросилась вперед, нацелив удар молота прямо в сморщенный нос. В следующее мгновение тотанец оказался в десяти футах от нее, взлетев на трон через один от того, к которому был привязан Хортрэп. София не успела восстановить равновесие, прежде чем противник снова атаковал, зато успела заметить нож, висящий над коленями Хортрэпа и медленно, но упорно разрезающий липкую паутину, причем его не держала ничья рука. Ну, Хортрэп, давай!
Она совсем чуть-чуть отвлеклась на эту попытку освободиться. Можно сказать, почти нисколько не отвлеклась. Но этого хватило, чтобы потерять все. Провались ты в преисподнюю, Хортрэп!
София запоздало подняла молот, чтобы встретить атакующего жреца, но его призрачная левая рука коснулась ее виска и погрузилась в череп. Пять ледяных пальцев вонзились в мозг, шершавые костяные кольца ушли под кожу. Рана, вероятно, была смертельной. София стала монстром, монстр стал ею, их души смешались, так же как и плоть.
Лейб, поющий ей в темноте под осинами, где только искры костра освещали сброшенные сапоги и забытые миски с репой.
Непристойные гимны, звучащие над неосвещенным пространством глубоко под миром.
Языческая оргия, что разворачивается у корней дерева, почти достигшего небес, но срезанного безжалостными руками.
Предсмертное дыхание Пао Пастушка, улетающее туда, где звезды целуются с горами в небе над Курском.
Последний вздох отвергнутой богини и первый глоток воздуха после того, как она получила второй шанс.
Индсорит, задыхающаяся и умоляющая отпустить ее, и цепкие пальцы Софии, сжимающие ей горло.
София, задыхающаяся в борьбе с Марото в его пугающе правдоподобных фантазиях, вдавливающая его череп в эти ищущие пальцы.
Холодное отчаяние одинокой вдовы, пытающейся разжечь угли ненависти в ледяной пещере.
Пылающая жажда, выталкивающая Ту, Что Придет, из Изначальной Тьмы.
Ту, Что Придет? Не лучше ли беспокоиться о Той, Что Уже Здесь? Возможно, вся эта передающая мысли чушь и действует на детей, что проводят каждый ужасный день своей ужасной жизни, кривляясь перед зеркалом, но Софии она не предоставила никакого развлечения. Зато предоставила удобную возможность. И пока тотанский упырь рылся в ящике с ее нижним бельем, София стиснула зубы и подняла молот, почти выскользнувший из ее рук от шока, вызванного телепатическим вторжением.
Но между «почти» и «совсем» море различий.
Например, молот Софии почти размозжил череп хренову монстру, но сложность в том, что, когда твои мысли соединены с мыслями противника, он узнает о твоей атаке еще до того, как ты ее начала. Вытащив призрачную руку из головы Софии, монстр отскочил на безопасное расстояние, но хуже всего было то, что она при этом ощутила ужасную потерю. Едва не разрыдалась из-за того, что призрачная рука оставила ее... Это что еще за хрень?
— Не отчаивайся, дорогая София, — произнес монстр легким, теплым голосом, глядя на нее холодными черными глазами. — Теперь я знаю твои желания и могу исполнить их.
На этот раз одержимый демоном жрец атаковал еще резче, или, может быть, София двигалась медленно и неуклюже, и потому у нее не было даже самого хренового шанса... Но когда это, скажите, она становилась на колени, хоть перед старыми богами, хоть перед новыми? Понимая, что обречена, София все равно взмахнула молотом, потому что так всегда поступают герои. Но монстр ударил по тыльной стороне руки и сломал кость, и оружие заскользило по мутной поверхности тающего логова. София даже не успела почувствовать боль, как он уже повалил ее в теплое болото. Должно быть, она упала на какой-то бугорок, потому что жидкая грязь не доставала лежавшей на спине Софии до ушей и не затекала в рот. Хоть в чем-то, да повезло.
— Добро пожаловать домой, багряная королева. — Монстр наклонился так низко, что почти касался ее губами, но не спешил добивать. Маслянистый запах тараканов, покрывших изможденное тело, был почти так же отвратителен, как и его дыхание. — У тебя ведь есть что нам показать, Холодный Кобальт? О твоих преступлениях ходят легенды даже в аду.
— Пододвинься ближе, и я тебе все покажу, — ответила София, надеясь в отместку за отсрочку неизбежной гибели откусить ему губу.
Он усмехнулся еще шире, провел обжигающе холодными пальцами ей по лбу, и София задумалась, не читает ли монстр ее намерения даже сейчас. Но прежде, чем она успела нанести последний удар, и прежде, чем он успел наговорить еще больше дерьма, кремовое расплывчатое пятно прилетело откуда-то сбоку... а затем огромный кокон, перескочив через них, плюхнулся неподалеку в лужу запекшейся крови.
Изможденный жрец опрокинулся на задницу, качнул вещественными пальцами правой руки, и Хортрэпа, на мгновение показавшегося в поле зрения Софии, отбросило назад. Хватальщик ударился об увитую паутиной спинку трона, к которому недавно был привязан, и живое кресло с треском разлетелось на куски, подняв фонтан зеленой слизи.
Хортрэп не сбежал. Сам освободился от пут, но не сбежал. Он не мог спасти Софию, но не оставил ее, хотя у него был шанс спастись самому. Нет, он швырнул с помощью колдовства в этого монстра, облаченного в человечью кожу и костюм из черных тараканов, самое тяжелое, что оказалось под рукой. При мысли об этом у Софии навернулись слезы, даже когда враг снова устроился перед ней на корточках, даже когда она безуспешно попыталась залепить в его ухмылявшуюся физиономию здоровым кулаком, даже когда вещественные пальцы правой руки сомкнулись у нее на шее, а призрачная левая снова занялась ее мозгом. Живой рукав из трескучих тараканов перетек на ее шею, разбежался по всему лицу, образовав зловонную маску, тычущуюся в закрытые глаза и рот, шебуршащуюся в носу и ушах.
Она попыталась ни о чем не думать, чтобы лишить его удовольствия, но он ослабил захват, безжалостно позволив ей снова вдохнуть, а мерзкие насекомые тут же забрались в рот, пока София задыхалась и кашляла. Она принялась кусать незваных гостей, но они спускались все глубже в горло, и ее стошнило от их едкого вкуса, а потом стошнило еще раз, когда София почувствовала, как один из тараканов спрятался от ее скрежещущих зубов под языком.
Даже в более спокойной обстановке, увы, София не была сильна в медитации. И поскольку решение не думать ни о чем оказалось ошибочным, она попыталась вызвать в памяти песни, что напевал себе под нос Марото, пока не нашел успокоение в выпивке, куреве, а изредка и в жуках; непрерывный бред вечно чем-то тревожимого ума. Она попыталась прикрыться этими песнями, содрогаясь всеми фибрами души от отвращения, в то время как ее разум корчился под пытливыми пальцами тотанца. Монстр не сможет вытянуть из ее памяти ни тоски, ни радости, ни блаженства, ни даже ненависти, хотя последнюю он еще как заслуживает. Нет, говнюк получит только примитивную чепуху, от которой задохнется, как София задыхается от его тараканов.
