Стиснув зубы от напряжения, Индсорит вышла из исповедальни и с нарочитой неторопливостью зашагала по боковому проходу. Светское собрание в Доме Цепи отреагировало на ее появление так, словно с неба спустился ангел... или демон поднялся из Изначальной Тьмы. София поморщилась, когда публика зашипела на ее новую подругу, но Индсорит была большой девочкой и даже не вздрогнула. Она поднялась к Ониксовой Кафедре по украшенной фестонами лестнице и стала рядом с председателем. Элувейти обратилась к залу:
— Индсорит из Юниуса пришла к нам не как деспот, а как обычный житель Диадемы. Я правильно говорю?
Что ответила Индсорит, София не расслышала, затем пожилая женщина прошептала что-то ей на ухо и уступила место на кафедре. Индсорит была не таким хорошим оратором, как Элувейти, но она говорила искренне, и голос ее дрожал от неподдельных эмоций:
— Да, правильно. Я посвятила жизнь служению моему народу, моему городу, моей империи, но не всегда добивалась успеха. Иногда... иногда я ужасно подводила вас. Я смиренно и чистосердечно прошу прощения за тот вред, что причинила вам, и рада возможности исправить ошибки. Надеюсь, быть гражданином у меня получится лучше, чем быть королевой.
Проклятье, все получилось и короче, и намного естественней, чем ожидала София. Теперь эта девочка нравилась ей еще больше, но, судя по новой волне шиканья, Индсорит еще не завоевала сердца публики. Вид этих людей, никогда не сидевших на багряном престоле, но скороспело судящих о ее правлении, опалил Софии задницу так, словно под скамьей стояла покаянная свеча.
— Благодарю вас, Индсорит из Юниуса, — с нажимом проговорила Элувейти, и ее зычный голос заставил недовольных замолчать. — Я должна сделать еще одно объявление, но для многих из вас оно не станет полной неожиданностью, потому что я повторяла эти слова долгие годы. Это была молитва безбожника, боевой клич всех, кто верил в наше дело, и теперь я рада сообщить, что в Диадему вернулась одна из ее великих дочерей. София жива!
В тот момент, когда Индсорит открыла дверь исповедальни, чтобы занять место возле алтаря, кое-кто из слушавших уже повернул любопытное лицо к Софии, гадая, что за старуха сидит так близко к бывшей королеве. Теперь взгляды всех присутствующих устремились на нее, и она, глубоко вздохнув, поднялась с места, хотя предпочла бы просто закрыть дверь и отсидеться в кабинке, пока последний участник собрания не покинет Дом Цепи. Ее демон тоже встал, жалобно подвывая, и посмотрел на хозяйку с ленивым любопытством, вероятно удивляясь, как и сама София, почему она так испугана предстоящей встречей с народом, которым когда-то правила... правила из рук вон плохо, а потом и вовсе покинула его.
Ее не встретили свистом, как Индсорит, или она просто не расслышала этого за гулкими ударами собственного сердца и тяжелым стуком сапог по полированному мраморному полу. Шагая по проходу, она безуспешно пыталась подражать королевской осанке Индсорит, гордо подняв голову и держа спину прямо, но то и дело сутулясь. Краем глаза она заметила, что жители Диадемы, ряд за рядом, встают со скамей. Она цинично предполагала, что на собрание в Высшем Доме Цепи будут допущены только близкие друзья лидеров различных фракций, но встретила здесь чумазые лица, сальные волосы, протертые на локтях рубахи людей низкого происхождения. Маленький мальчик, сидевший с краю скамейки, с таким интересом смотрел на вернувшуюся Холодный Кобальт, что Мордолиз подбежал и выхватил булочку из его слабой руки. Кто-то в густом лесу лиц зарыдал, другие улыбались так широко, что София могла различить бледные десны. Она не увидела Бориса, хотя тот пообещал быть здесь, но, возможно, он получил право на более удобное место за то, что привел двух королев вместо одной.
— София жива! — повторила Элувейти, когда София поднялась к кафедре и стала по левую руку от предводительницы восстания, а Мордолиз лег на пол возле ног хозяйки. — И она вернулась к нам в тот час, когда мы больше всего в ней нуждались. Наша дорогая героиня, которая в ходе восстания кобальтовых превратилась во всесильного генерала...
Что за ерунда? София ни в кого не превращалась в ходе восстания. София сама и была восстанием, эпохой... Но она постаралась не скрипеть зубами, понимая, что есть множество других мест, по которым можно пнуть гораздо больней, чем по ее уязвленному самолюбию.
— Наш дорогой генерал, — продолжала пожилая женщина, — которая победила злого короля Калдруута и сама стала багряной королевой.
Вот это уже больше похоже на правду.
— Наша дорогая королева, которая пала в замке Диадемы от меча Индсорит из Юниуса, и даже ее имя было запрещено произносить в последующие темные дни и годы. — Элувейти посмотрела на обеих женщин, стоявших рядом с ней, и те внезапно ощутили беспокойство. — Наша дорогая мученица, которая поклялась, что будет последним деспотом Диадемы, которая поклялась, что сделает всех смертных свободными или погибнет в борьбе за это. И, как мы все думали, действительно погибла. А потом вернулась в тот час, когда мы в ней нуждались, как я уже говорила, или, может быть, на несколько минут позже...
Какого хрена?..
— И все это время она была неразлейвода с Индсорит из Юниуса, настоящей последней королевой Самота, тираном нашей эпохи и сообщницей Софии, — продолжала Элувейти, не обращая ни малейшего внимания на двух разъяренных королев, которых прилюдно поносила. — Я беседовала с Холодной Софией и выслушала ее песню...
— Я сама могу спеть свою песню, бабуля! — рявкнула София.
Мордолиз тоже поднялся и зарычал на Элувейти. Однако по ухмылке старухи София догадалась, что лишь подыграла той мелодии, которую ловко исполняла женщина, даром что у нее не было пальцев на руках. София поглядела на представителей, сидевших возле алтаря, и не увидела ни одного дружественного лица, потом обернулась к забитому до отказа Дому Цепи, где сидели тысячи людей, которые надеялись и верили в нее, несмотря ни на что. Тысячи людей, которых она подвела, теперь поняли, кем она была с самого начала.
— Продолжай, продолжай, — сказала Элувейти и отошла в сторону, указывая на Ониксовую Кафедру. — Расскажи им то, что говорила мне. О том, как добровольно отдала трон Индсорит. О том, как инсценировала свою смерть. О том... как ты это назвала? Уединенной жизнью в деревне?
София побледнела и на время лишилась дара речи. Вместо нее зарычал Мордолиз.
— Конечно, я могла ошибиться в каких-то деталях, — самодовольно проговорила матрона, наклонившись к кафедре, чтобы ее голос усилился, проходя через трубы и отражаясь от сводчатого потолка. — Ты сказала, что сама можешь спеть свою песню. Что ж, сейчас самое время — вся Диадема слушает тебя!
София напрягла всю свою волю, чтобы не заехать в челюсть старой карге, и краем глаза заметила, что Индсорит оперлась о кафедру, чтобы устоять на ногах. Девочка уже далеко ушла от порога смерти, но любое волнение быстро лишало ее сил, а худшего потрясения, чем то, что она сейчас испытывает, трудно даже представить. Ее внезапная слабость лишь подчеркнула сомнительное положение, в котором оказались две бывшие королевы, по собственной беспечности забравшись в самую гущу революции. Чего София ожидала от этих людей — что они устроят для нее триумфальное шествие? Мятеж, который Элувейти возглавляла с того времени, когда София покинула город, основывался на утверждении, что Поверженная Королева приняла мученическую смерть за их общее дело, и это означало, что мертвая София им нужней, чем живая. Живые люди имеют привычку думать самостоятельно, чем только усложняют призывы, и, поскольку София не может больше оставаться мученицей, она, очевидно, должна стать козлом отпущения, так же как и Индсорит... И сейчас она должна сделать все возможное, чтобы эти люди не поступили так, как обычно поступают крестьяне с жертвенными козлами. София не особенно беспокоилась за себя; раз уж Мордолиз сумел защитить ее и от вражеских армий, и от королевы демонов, то должен уберечь и от дерзких простолюдинов. Но Индсорит выглядит не очень крепкой. И как бы ни хотелось выбить зубы Элувейти, это не спасет положения...
