«Война началась», — послышался в голове И’Хомы шепот Шерденна. Подойдя к нему, Черная Папесса посмотрела на голубое море, из которого, словно Затонувшее королевство, поднимались другие левиафаны, и на беззащитный берег вдали.
Пока в нее не вселилось божественное, И’Хома боялась, что ее отошлют с Джекс-Тота. Изгнание с материального воплощения Падшей Матери казалось ей не чем иным, как проклятием... Но теперь она сознавала свое великое предназначение. И’Хома приплыла на Джекс-Тот, потому что считала его Садом Звезды, — но он таковым не был. Попыткам Ассамблеи вексов превратить свою родину в рай помешали завистливые враги. Ритуал был прерван, чудо осквернено, а истинно верующие отправлены в изгнание. И’Хома возродила Джекс-Тот и приплыла к его берегам не только для того, чтобы владеть средоточием силы, — она должна исполнить свое предназначение. Падшей Матери понадобилась любимая дочь, призванная взрастить самое святое из ее семян, пережившее темную эпоху, и вернуть обратно в мир, разбить истинный Сад Звезды и проследить за тем, чтобы он пустил прочные корни.
Праведные не прячутся на небесах. Праведные носят небеса в себе, даже если на время низвергаются в ад. И’Хома не оставила Падшую Матерь на Джекс-Тоте, а привезла с собой на Звезду.
Ликование ангела было так заразительно, что, когда возник вопрос, кто поведет солдат на Звезду, И’Хома с радостью вызвалась это сделать. Они прибыли на место, привезя в утробе левиафана как ангельских солдат, так и уродливых исчадий Обманщика, которых держали в неволе на голодном пайке, чтобы натравить на закореневший в пороках мир, предназначенный для последнего жертвоприношения...
И вот теперь ожидание окончилось.
Часть II
Свобода ада
Не дьявол искушает нас. Это мы его искушаем, маня возможностью проявить свои умения.
Джордж Элиот. Феликс Холт, радикал (1866)
Глава 1
Потребовалось семь разновидностей жуков, трое цирюльников и двенадцать часов их упорного труда, чтобы спасти жизнь Софии. А еще помощь самого раскормленного охранника в этой части замка, чтобы выдернуть наконечник стрелы, застрявший в лопатке Поверженной Королевы. Дубовое древко треснуло раньше, чем поддалась сталь или кость, и мускулистому добровольцу пришлось выкручивать наконечник клещами, поскольку ни один из лекарей не сумел его расшатать. Этот кусок стали вместе с другими реликвиями позднее поместят в монумент, воздвигнутый в память о бесчисленных жертвах Софии; пятеро арбалетчиков, которых она сокрушила своим молотом в Высшем Доме Цепи, прежде чем совсем ослабела от ран, стали последними мучениками революции.
По крайней мере, так всем рассказывали. Но Борис подозревал, что настоящие стрелы уже попали на черный рынок как бесценные реликвии для истинных коллекционеров или как мощные компоненты для снадобий ведьмаков и алхимиков. Все остальное, чего она касалась, — или то, что касалось ее, — вероятно, тоже давно пропало, как полагал Борис, даже при всех своих связях не получивший разрешения посетить королевскую резиденцию в замке Диадемы, где София оставила свои вещи, уходя на роковое первое заседание нового совета.
Но да, он знал, куда подевался молот, — им решили воспользоваться на время публичной казни, когда с обеих бывших королев живьем сдерут кожу.
— Свежевать с помощью молота? — переспросила София у Бориса и у троих тяжеловооруженных охранников, что всегда сопровождали его при посещении камеры, в которой она лежала, прикованная длинной цепью к койке. — Довольно оригинально и жестоко. Подходящая метафора для вашей черезжопной революции.
— О нет, идея заключалась в том, чтобы раздробить вам ступни кувалдой сестры Портолес, но вас прикуют стоя, так что вы будете вынуждены на них опираться, и тогда уже начнется сдирание шкуры, — пояснил Борис, откинувшись на спинку принесенного с собой стула. — Для свежевания используют бесценный меч Индсорит, чтобы разрезать вас обеих на части вашим же собственным оружием.
— Утонченно, — сказала София, не поднимая глаз от верескового корня, из которого она вырезала трубку.
Деревяшку она зажала в тиски, укрепленные на раме кровати, так что та тряслась от каждого движения. Колени Софии были усыпаны всевозможными инструментами и стружкой. Она слегка удивилась, когда тюремщики исполнили ее последнюю просьбу, притом что требовались острые предметы, но Борис лишь ухмыльнулся, передавая ей набор для резьбы, — словно революция все еще опасалась ее. Охранники непрерывно наблюдали за Софией, а инструменты подбирали с особой тщательностью, и для того, чтобы как следует пырнуть одного из этих мерзавцев, пришлось бы приложить намного больше усилий, чем он заслуживал. Учитывая то, как старательно обустраивали последние часы жизни Холодного Кобальта, никто, вероятно, не возражал бы, если бы она покончила с собой, тем самым лишь подтвердив свою трусость.
— Когда доделаю ее, сможешь принести морскую смесь? Некоторые рекомендуют для раскурки просто крепкий тубак или красный верджин, но я всегда предпочитала кусок пирога и глоток рома... Или это такая разновидность пытки — разрешить мне вырезать трубку, но отказать в тубаке?
— Сомневаюсь, что вы успеете доделать, — сказал Борис. — У корня вереска очень крепкая древесина. И раз уж у вас хватает сил с ним работать, значит вы уже готовы ответить за свои преступления.
— Ох...
У Софии задрожали руки, и она отложила рашпиль. Да, это все объясняет.
— Не отвлекайтесь на меня, — продолжал Борис, засунув очередной кусок жареного цыпленка в покрытый язвами рот. Как обычно, он съел больше половины маленькой птицы, оставив ей на тарелке жирные кости. — Я всего лишь глаза наших вождей, а не мозги и не рот — то, что я считаю вас достаточно крепкой для сдирания кожи, еще не означает, что совет со мной согласится. Возможно, они захотят, чтобы вы им станцевали, перед тем как взойдете на эшафот.
— Такие крошечные мозги — и такой длинный язык. — Несмотря на туман в голове, слова слетели с ее губ так же легко, как стружка из-под резца.
— Если бы вы хоть раз попробовали мой язык, то испытывали бы ко мне больше уважения. — Борис слизнул кусочек пупырчатой кожицы с пальцев и повернулся к охранникам, столпившимся в камере. Узилище было таким тесным и сырым, что София невольно задумалась, не из этого ли подземелья она недавно освободила Индсорит. — Знаете, эта старуха в лагере кобальтовых зазывала меня в бордель. Теперь понимаете, кто она такая? От мыслей о крови, пожарах и демонах Изначальной Тьмы становится похотливой, как коза по весне.
Охранники были слишком дисциплинированны, чтобы поддержать чепуху, что нес коротышка, но их, похоже, удивило и смутило такое обращение с узницей, еще совсем недавно являвшейся символом сопротивления. София подняла голову и оценивающе посмотрела на Бориса. Длина цепи не позволит дотянуться до него, но если швырнуть напильник, то при определенном везении можно выбить глаз.
— Да, я такая старая задница — хотела, чтобы ты слегка расслабился, прежде чем отправишься в рискованное путешествие, — сказала она, решив подождать с радикальными действиями до того момента, когда у нее захотят отобрать инструменты. — Стоит ли удивляться, что ты так не любишь меня, Еретик. Что бы я ни делала, все причиняет тебе боль.
