Привлеченные колдовством, жуткие существа хороводом тянутся к лезвию ножа. Хочу что-то сказать. Хочу остановить колдуна. Но слова замерзают на устах, превращаясь в сосульки, и профессор беспрепятственно продолжает ритуал. Он владеет мной…
Дремать бы мне так, в оковах магии, но я не сдаюсь! Усиливаю внутреннее тепло, чтобы растопить замерзшее на устах сопротивление.
Жажда вырваться из пленительного колдовства берет верх, внутренний огонь разгорается, и звучит отчаянным крик:
— Стой!
Внезапно исчезли странные существа, танцующие на лезвии ножа, и туман перед глазами рассеялся. Профессор отбросил черный капюшон и раздраженно сказал:
— Что вам? Зачем остановили?
Я помотал головой, стараясь отделаться от наваждения, и ответил:
— Прекратите немедленно! Что вы делаете?
Он отложил свой нож, неожиданно улыбнулся невинной улыбкой и ответил:
— Простите за резкость. Умоляю, извините. Я был поглощен ритуалом призвания удачи для ваших дел.
— Каких дел?
— Вы не посвящаете меня в детали вашего выдающегося бизнеса.
Теперь я вспомнил его имя — профессор Вейсхаупт — и сказал:
— Какой у меня выдающийся бизнес?
Вейсхаупт заискивающе улыбнулся:
— Вы хотите сказать, что я могу докладывать вам о ваших же делах?
— Докладывайте.
— Хорошо. Вы — Натан Ротшильд, и должны знать лучше меня, что ваши банки в Лондоне, Париже, Вене и Неаполе уже завоевали всю Европу. Вам подчиняются величайшие монархи, и ваше влияние распространилось по всему миру. У вас огромные компании в Индии, Америке, России. Вы богаче всех королей вместе взятых, и темпы вашего финансового роста увеличиваются. Никто не знает о реальной мощи богатства вашей семьи. Говорят, вы можете купить половину Европы…
Я поднял руку, остановил его:
— Постой, где мы и какой сейчас год?
Профессор не удивился этому вопросу, он придвинул стул поближе ко мне, сел и ответил:
— У вас опять провал в памяти после нашего сеанса, и я вам все напомню. Мы во Франкфурте, на вашей родине. Сейчас 1828 год. К сожалению, ваш батюшка скончался, но остальные члены вашей семьи здравствуют. Все собрались сегодня здесь по поводу великого праздника. Ваш старший сын, Лайонель, берет в жены прекрасную, юную Шарлотту, старшую дочь вашего брата Карла. Дети счастливы и вся семья тоже. Особенно ваша матушка Гутель.
Я вскочил на ноги, и мое сердце забилось, как сумасшедшее. Вдруг я ощутил, что тело на мне болтается огромным, тяжелым пузырем. Живот мешал двигаться и дышать. Я нашел зеркало в комнате, посмотрел и ужаснулся от собственного вида. На меня смотрел располневший седой старик, с усталыми морщинами на разбухшем лице.
— Боже! На кого я похож! — вырвалось у меня.
Профессор тоже привстал со своего стула и сказал из-за спины:
— Да, вы выглядите не лучшим образом. Напряженный труд пошатнул ваше здоровье. В течение десятилетий вы работаете двадцать четыре часа в сутки.
Я сморщился, как от горькой пилюли.
— И зачем это мне?
Профессор удивился.
— Как зачем?! Вы же основатель великой финансовой империи! Вы должны гордиться этим!
На глаза навернулись слезы. Не знаю, откуда появилась эта сентиментальность, но мне стало жаль себя.
Вейсхаупт ответил на мои мысли, словно подслушал их:
— Не жалейте себя! Вы же гений! Ваше дело будет жить веками! Вам лучше выйти сейчас к братьям, которые ждут вас в беседке вашего детства.
Я кивнул профессору:
— Хорошо.
Я направился к двери, но профессор задержал меня:
— Во время нашего ритуального сеанса, когда вы были в беспамятстве, вы сказали нечто, что вам надо бы знать. Хочу напомнить…
— Что же я сказал?
— Вы сказали буквально следующее: «Найдем и профинансируем врагов тех, кто отказывается от нашего кредита. Будет война — лучший генератор безумных займов».
Я ничего не ответил, лишь кивнул головой и вышел во двор. В это раннее утро спали все, кроме братьев. Они собрались в беседке.
Несмотря на недавний провал в памяти, я их сразу узнал. Вот Амшель, старший брат, который руководит нашими делами во Франкфурте. Рядом с ним Джеймс из Парижа. Потом Соломон венский и Карл, работающий в Неаполе…
Они мне рады. И я им тоже! Мы обнимаемся. Я сажусь рядом с ними и Амшель берет слово:
— Вот и Натан, можно начать. Приветствую всех вас в родном доме! Мы собрались по поводу радостного события. Всеми нами любимый Лайонель, сын Натана, берет в жены всеми нами любимую Шарлотту, дочь Карла. Уверен, что этот союз будет показателем того, как должны строить свою жизнь истинные Ротшильды, чтобы капитал не утекал из семьи. Нам не нужны браки с чужими.
Джеймс сказал:
— Правильно! Мы способны купить императора Франции с Лувром и многое другое. Зачем нам французские невестки и зятья?
Соломон Венский согласился:
— Правильно! Мы можем запросто купить и Венскую корону.
Карл сказал:
— Даже Ватикан можем купить.
Я лишь кивнул головой.
Амшель продолжил:
— Императоры и королевы, принцы и принцессы, графы и герцоги. Все они нас интересуют лишь в качестве клиентов наших банков, которые берут у нас крупные ссуды. Следуя напутствию нашего великого отца — царство ему небесное — мы должны воспитывать наших детей, внуков и правнуков в духе семейного единства!
Братья молча кивали головами в знак согласия.
— Теперь, я бы хотел коротко изложить положение всех наших дел, чтобы согласовать будущий план действия, — сказал Амшель, открыл свою тетрадь и начал, — вы помните, что Натан предложил нам совершенно гениальную идею выдавать кредит не золотом, а лишь векселями. Мы вместе потрудились для того, чтобы укрепить веру в наше золото по всей Европе. Это потребовало неимоверных усилий, и Натан взял на себя основную тяжесть, но план был успешно доведен до конца, и тогда наши дела резко пошли вверх.
В моей голове послышался какой-то щелчок, и вспышка воспоминания осветила мой разум черно-белым свечением…
*
Передо мной длинный, широкий коридор, столбы. Я стою у белого неприглядного столба в углу. Люди в зале копошатся, нервничают, бегают, торгуют бумагами и воздухом.
Это Лондонская биржа, и под этим белым столбом — мой кабинет. Я здесь провожу весь день, работаю. Сюда приходят ко мне на прием нуждающиеся в кредите и покупатели ценных бумаг. Здесь я даю задания своим агентам и отсюда отправляю курьеров с важными сообщениями по всему миру. Вот и сейчас ко мне с почтением подошел курьер из моего банка в Лондонском Сити. Он наклонился ко мне и прошептал:
