Можно сказать, она заменила ему мать. За столом следила, чтобы он ел и пил не стесняясь. Сама тоже любила выпить, но никогда не теряла головы и, несмотря на ревматизм, оставалась грациозной в каждом дви-жении.
Назвать тетю Вики богатой было бы преувеличением. Но, не имея ни детей, ни слабости к дорогим побрякушкам, она нередко давала Леонарду на карманные расходы и делала подарки, одним из которых был радиоприемник. Несколько месяцев назад тетя Вики купила племяннику дорогой твидовый костюм, который он так и не обновил, за отсутствием достойного повода.
Удивительно, но, при всем таланте интересной собеседницы тетя избегала общества. Исключением была ее престарелая подруга Роза, время от времени наведовавшаяся к ней из Лондона.
Корелл свернул на Лей-роуд. Дом тети Вики напоминал средневековую башню. Газон был давно не стрижен, на клумбах торчали сорняки. На мгновение Леонард подумал, что тетя могла перемениться к нему за время его отсутствия, и ему стало страшно. Но потом он увидел, как она приветливо машет ему из окна, и успокоился.
На этот раз тетя Вики встретила его в лиловом джемпере, узком кожаном жилете и свободного покроя брюках. Она вышла, опираясь на черную трость с серебряным набалдашником, что означало очередной приступ ревматизма.
– Как ты? – спросил Леонард.
– Я – старая сорока, – прокряхтела в ответ тетя Вики. – Но сегодня прекрасный вечер, и ты здесь, а значит, я еще поживу. Как твои дела, мой мальчик? Ты сегодня такой элегантный…
Комплимент показался Кореллу глупым, и он не ответил. Но почувствовал прилив сил, вдохнул полной грудью и вошел в дом. Увидел через окно, что обед накрыт во внутреннем дворе, и, ни слова не говоря, стал носить туда котелки и кастрюли. Согнал со стола голубей, пытавшихся добраться до хлеба и сливочного масла.
Главным блюдом был пастуший пирог с бобами и картофелем. Прежде чем перейти к шерри, тетя Вики предложила выпить легкого эля. Становилось прохладно, и тетя принесла два одеяла; в одно укуталась сама, устроилась в кресле и завела разговор о политике. Ей не нравился Эйзенхауэр и его «теория домино». Леонард же думал о Джулии. Им понадобилось осушить несколько бокалов, прежде чем была найдена общая тема.
– Помнишь, что папа говорил о логических парадоксах? – спросил Леонард.
– Что за парадоксы?
Он рассказал.
– Да, да… – тетя закивала, – кажется, что-то такое припоминаю… Ты имеешь в виду драконью голову, да? Ту статую…
– В Риме? Думаешь, папа видел ее собственными глазами?
– Не сомневаюсь… Там еще было написано, что тот, кто сунет руку дракону в пасть и солжет при этом, никогда не вытащит руку обратно.
– Все так.
– И вот твой отец сунул в пасть дракону руку и… нет… он где-нибудь вычитал или услышал эту историю…
– Никогда не сомневался в этом, – Леонард кивнул.
– Самому ему до такого было не додуматься… Что же он такого там сказал? Помоги мне, Лео… я забыла.
– Он сказал: «Я никогда не вытащу свою руку из пасти».
– Именно, и это было просто гениально…
– Гениально, – подхватил Леонард.
– Но с какой стати ты об этом вспомнил? При чем здесь эти твои… парадоксы?
– Да потому, что такой ответ должен был совершенно сбить дракона с толку, – объяснил Леонард. – Что оставалось делать бедному чудовищу? Задержи дракон руку в пасти, слова папы оказались бы правдой, и тогда он должен был бы освободить руку. Вытащив же руку, папа солгал бы, следовательно, не исполнилось бы предначертанное. Потому что руку солгавшего дракон должен был бы задержать.
– Бедняга дракон… – покачала головой тетя. – И все-таки, Лео, с чего ты вдруг об этом вспомнил? – И она плеснула в свой бокал шерри.
– По правде говоря, я и сам не знаю, – ответил Леонард. – Но раньше логические парадоксы были для меня не более чем забавные глупости, этакие завитушки ума… А теперь я вдруг понял, что это серьезные противоречия, ставящие под вопрос математику как науку.
– Вот оно что… – Тетя Вики многозначительно кивнула.
Она сразу же заскучала. Взгляд ее помутнел, а рука, державшая бокал с шерри, задрожала.
– С тобой вправду всё в порядке? – Леонард заглянул ей в глаза.
– Я здорова как никогда… Что там у вас в участке? Давненько ты со мной не сплетничал. Расскажи, какие идиоты твои начальники.
– Ты даже представить себе не можешь какие… – оживился Корелл.
– Особенно этот, как его… Росс! – вспомнила тетя.
– Особенно он, – подхватил Леонард. – Только представь себе, он не нашел для нас лучшей работы, кроме как искать пьяницу, вывалившего под нашими окнами кучу пустых бутылок.
– Неужели больше ничего нет? – Тетя прищурила глаза. – Ты ничего сейчас не расследуешь? Я хочу быть в курсе последних новостей из криминального мира. – Она улыбнулась.
– Я расследую смерть одного гомофила.
– Гомофила? – переспросила тетя. – Какое счастье, что не гетеросексуала…
Корелл так и подскочил в кресле.
– Я имел в виду совсем не это… – оправдывался он.
– Разве? – Тетя изобразила недоумение. – До сих пор ты никогда не уточнял, какой ориентации твои мертвецы.
– В данном случае этот момент имеет значение, – пояснил помощник инспектора. – Мужчина был осужден за гомофилию. Есть подозрения, что это толкнуло его на самоубийство.
– Ах вот оно как… Ну и… чем он занимался, помимо того что был гомофилом?
– Ну… – Корелл задумался.
– Он ведь не все время занимался сексом? Нынешняя жизнь оставляет не так много времени на развлечения.
Неожиданно тетя заговорила в таком резком тоне, что Леонард вздрогнул. С чего бы это она?
– Он был математиком.
– Вот как… – повторила тетя, на этот раз удивленно. – Интеллектуал, стало быть… Где он учился?
– В Королевском колледже в Кембридже.
– Ты ведь и сам когда-то блистал в математике, – напомнила она, как будто стараясь вернуть разговор в мирное русло.
– Да, – согласился Корелл голосом обиженного ребенка.
– Можешь рассказать мне о процессе над этим человеком? Мне все это чрезвычайно интересно. И не обижайся, пожалуйста… Я сегодня не в лучшей форме, ты видишь, – она кивнула на трость.
– Всё в порядке, – успокоил тетю Корелл.
На самом деле он все еще чувствовал себя оскорбленным. На работе Леонард был готов сносить любые перепалки, но в гостях у тети Вики становился таким чувствительным, что сам себе удивлялся. Не сразу Леонард смог оправиться, и только когда заговорил об эстрогене, снова почувствовал обычную уверенность.
– Какой ужас… – прошептала тетя, когда он закончил.
