Сориентироваться по описанию, которое ему дали по телефону, оказалось затруднительно, и помощник инспектора поневоле пожалел, что рядом нет тети. Она, конечно же, смогла бы провести его куда угодно.
Ведь сама эта поездка – заслуга Вики. Это благодаря ей Корелл получил выходной.
– Скажи, что я при смерти, – посоветовала она ему.
– Но я не могу этого сказать, – испугался Корелл.
– Отчего же? – как будто даже удивилась она. – А потом придумаем чудесное выздоровление.
Дрожащей рукой тетя Вики написала Ричарду Россу нечто вроде прошения, где умоляла инспектора на денек овободить Леонарда от работы, дабы дать ему возможность проститься с умирающей тетей. Причина смерти – рак лимфатических узлов.
– Когда врешь, – учила тетя Вики, – важно быть точным. Главное – как можно больше деталей, и чем они неожиданней, тем лучше.
Прочитав послание тети Вики, Ричард Росс проникся сочувствием и даже зауважал Корелла.
– Хорошо, что она так много значит для тебя, – сказал он.
Но сейчас тети Вики рядом не было, и Корелл напрасно озирался, ожидая помощи.
Откуда ни возьмись, появились два мальчика.
– Могу я чем-нибудь вам помочь? – спросил один.
Корелл отчего-то так испугался, что лишь кивнул в ответ.
Озабоченный тем, как бы не уронить себя в их глазах, он едва слушал своих спасителей. Тем не менее, больше по наитию, отыскал то, что нужно.
Боудли-Корт оказался старым особняком из красного кирпича. Стены до уровня окон увивал плющ. На черепичной крыше торчали три трубы. На лужайке перед особняком стояли несколько деревянных скамеек. На одной из них сидел темноволосый молодой человек в черной кожаной куртке с металлическими пластинами на плечах, как у мотоциклиста; он что-то писал в тетради и курил трубку.
Корелл напрягся – это мог быть Робин Ганди. Всю дорогу до Кембриджа Леонард был полон решимости. Куда она вдруг подевалась? Он растерялся, будто его вытолкнули на сцену. Но разговор, начатый по телефону, так или иначе надо было завершить. И то, что он представился полицейским, также задавало беседе определенный тон.
– Доктор Ганди?
– Помощник инспектора Корелл?
– Да.
Леонард слишком нервничал, чтобы перейти сразу к делу, поэтому завел разговор о погоде. То, что они встретились в Кембридже, само по себе было удивительно, ведь Ганди работал в университете в «кишащем любовницами» Лестере. Но, когда они по телефону выбирали место встречи и Ганди упомянул Кембридж, Корелл сразу ухватился за его предложение. Этот городок придавал их встрече особый настрой. И все-таки, прогуливаясь с профессором вдоль канала неподалеку от Королевского колледжа, Корелл чувствовал себя не вполне комфортно. Обстановка казалась ему слишком торжественной. Мимо прошли двое магистров – словно посланцы иного столетия. Доктор Ганди больше молчал и как будто замкнулся в себе. Кореллу самое время было объявить, что он приехал сюда как частное лицо, но смелости опять не хватило. Наконец Леонард решил, что для дела будет выгодней оставаться полицейским.
– Вы что-то хотели от меня?
Планки висячего моста заскрипели под их ногами. По лицу Робина Ганди словно пробежала судорога, и в нем проступило что-то птичье.
– Да… – Корелл пошарил во внутреннем кармане.
Больше недели он продумывал этот разговор о письме и все-таки оказался не готов. Да и сам предмет их беседы куда-то запропастился. Корелл похолодел – письма не было. Он искал во всех карманах, но нашел только пакетик с запасными пуговицами, какие-то квитанции и монету. Бледный от ужаса, Леонард едва не свалился в канал, но тут… слава богу, он держал его в руке. Корелл, как мог, распрямил скомканный листок и протянул его профессору.
Ганди поблагодарил и направился к скамейке возле кустов рододендрона. Она была грязной и обшарпанной, с комками птичьего помета на спинке. Профессор сел и углубился в чтение. Корелл успел по памяти дважды повторить про себя текст письма, прежде чем Ганди поднял глаза от бумаги. Руки его дрожали, глаза глядели в пустоту.
– Ну? – не выдержал Корелл.
– Что? – несколько раздраженно спросил Ганди.
***
С тех пор как ему позвонили из полиции, мысли о письме не оставляли его ни на минуту, даже ночью. И теперь, прогуливаясь по дорожкам парка рядом с полицейским в подозрительно дорогом костюме – неужели такой можно купить на их жалованье? – доктор Ганди чувствовал себя неуютно. Он представлял себе, как следователи читают это письмо, выворачивая наизнанку смысл каждой фразы. Разумеется, они нашли что-то подозрительное. Иначе этот тип не стал бы утруждать себя поездкой в Кембридж. Самое худшее, если Алан – будь то в порыве гнева или отчаяния – где-то проговорился. Или нет, здесь что-то другое. В конце концов, это обычный полицейский из участка. По крайней мере, так он представился… Не все так страшно. Да и Алан никогда не терял бдительности. Как бы ни были они близки, он ни словом не помянул свою секретную работу. Робин же был не настолько глуп, чтобы не догадываться, чем они там занимаются в Блетчли-парке, в Бэкингемшире. Но никогда не затрагивал этой темы в разговорах с Аланом, чтобы не смущать его.
И все-таки было в их отношениях нечто, что огорчало и даже обижало Робина, особенно в последние недели. Как бы он хотел сейчас хоть что-нибудь изменить! Он должен был проявить больше упорства. Наседать на Алана, пока не получит ответы на самые важные вопросы. Как он себя чувствует? Как спит? Что думает о своей жизни? С Аланом всегда было так: слишком много логики, науки и юмора. Он не шел ни на какие компромиссы – приходилось приспосабливаться. Но никем из своих друзей Робин так не восхищался. И ни с кем так не мучился.
Накануне встречи с полицейским Робин долго предавался воспоминаниям. Алан… везде Алан… Алан за шахматной доской в Ханслопе. На квартире физика Патрика Уилкинсона, где они спорили о политике. В домашней химической лаборатории в Уилмслоу… Алан на прогулке – сколько миль прошли они вместе, бок о бок… Алан во всех мыслимых ситуациях. Знал ли он своего Алана? Существовал ли на свете хоть один человек, который посмел бы утверждать о себе такое?
Когда Робин узнал о самоубийстве Алана, ему захотелось закричать: «Нет, этого не может быть! Я только что у него был, он чувствовал себя прекрасно!» Вне сомнения, это было убийство. Но кого винить: соседей, британские власти, американскую разведку – почему бы и нет? – Робин не знал. Разумеется, он читал об ужасном проекте «чистки» – смещения гомосексуалистов с ответственных должностей. Общество настраивают против таких, как Алан. Даже подростки, и те распоясались в последнее время.
С другой стороны, случай Тьюринга особый. Сколько бы ни бегал он за юношами, «чистка» не должна была его коснуться. Если, конечно, правительство заинтересовано в результативной работе. Но было еще одно – тень, все чаще туманившая голубой взгляд Алана… И Робин, как всегда, опоздал и теперь никогда не узнает причины.
