И после 1945 года он не ослабил бдительности. Холодная война предъявляла новые, еще более жесткие требования. Теперь они работали над двойными шифровками из Советского Союза. Проект под названием «Венона» был инициирован еще в 1943 году, когда Картер В. Кларк, шеф американского военного министерства, перестал доверять Сталину. Впервые код системы взломали только в 1946-м, и тогда стало ясно, что русские шпионят за работами над атомной бомбой в Лос-Аламосе. Пиппард и его нынешние коллеги в этом не участвовали. Тогда он следил за новостями с невидимого фронта по материалам газеты «Таймс», откуда и узнал о «Веноне». Известие потрясло его, хотя, по здравом размышлении, ни Пиппард, ни кто-либо другой в его ведомстве не придали ему сколько-нибудь серьезного значения.
Лишь будучи вовлечен в работу, Пиппард по-настоящему осознал ее важность. Теперь он входил в круг специалистов, решавших, кого и в какой мере посвящать в государственную тайну. Один бог знает, как на него давили… но он выдержал.
В советских шифровках всплыл ряд кодовых имен, обозначавших, как предполагалось, американских и английских шпионов, через которых произошла утечка информации об атомной бомбе. К примеру, под кодовыми именами Антенна и Либерал предположительно скрывался один и тот же человек, которого удалось распознать, когда один неосторожный офицер КГБ вскользь упомянул имя его жены. Этель, совсем как Этель Розенберг… Потом были Чарльз и Рест, на поверку тоже оказавшиеся одним человеком, шпионом Клаусом Фуксом. Другие, как, например, некто Перс, до сих пор оставались неиндентифицированы. Но больше всех Пиппарда занимал Гомер. За время войны этот человек послал шесть шифрованных телеграмм из Британского посольства в КГБ. Напрасно гадали Пиппард и его коллеги, сверяя коды и имена. Между тем Гомер представлялся фигурой не меньшего масштаба, чем Дональд Маклин – некогда либеральный политик и уважаемый дипломат.
Наконец отправили свои наработки коллегам из МI6, этим великосветским снобам… Чертовы идиоты. Пиппард не хотел о них даже думать. МI6 опозорилось, когда Маклину и Гаю Бёрджессу удалось заполучить сначала автомобиль, а потом и паром для переправы с СССР. С тех самых пор Пиппард не сомневался: настоящие разведчики работают только в Челтенхэме. А чертова контора МI6 буквально кишит вражескими шпионами. Даже если «кишит» – слишком громкое слово, они оставались там после бегства Маклина и Бёрджесса. Иначе чем можно было объяснить эти бесконечные утечки?
Олухи, иначе не скажешь. Как можно полагаться на человека только потому, что он учился в Итоне или Оксфорде? Нередко Пиппард, пренебрегая инструкциями, скрывал от них информацию и никогда не раскаивался в этом. Хорошо, в управлении тоже случались оплошности. Но привлечение Алана Тьюринга было сознательной глупостью либо саботажем, иначе не скажешь. Когда эти идиоты надумали использовать манчестерскую машину для криптологии, Пиппард возмутился. Он знал, что Алан Тьюринг – гомофил, и полагал крайне неразумным привлекать его к работе.
– Все равно это ничего не даст, – объяснял он. – Мы уже знаем, как работают русские.
Тогда они задавили его большинством. В их глазах Тьюринг был чем-то вроде пророка. Он и в самом деле много сделал во время войны, но теперь как сотрудник потерял свою актуальность. Кроме того, он многим колол глаза – слишком прямолинеен и талантлив. Тьюринга интересовала лишь работа, и плевать он хотел на людей. И Пиппард указывал на это, но его никто не слушал. Время показало, кто был прав. Но и после того они не пожелали расстаться с Тьюрингом. Слабак Оскар Фарли упорно защищал гомофила: «Мы не можем вышвырнуть Алана вон после того, что он для нас сделал».
Фарли было недостаточно того, что Тьюринг показал себя никчемным сотрудником. И даже директива о недопущении гомофилов к службе в секретных ведомствах не убеждала его. Правда, теперь большинство коллег встали на сторону Пиппарда, но с оговоркой, что случай Алана Тьюринга все же особый. На память приходили разные романтические истории времен Блетчли-парка. Пока Пиппард наконец окончательно не вышел из себя:
– Или вы хотите, чтобы он к чертям развалил нашу контору?
Последнее их как будто убедило. Пиппарду, который никогда не брал на себя столь щекотливых заданий, поручили переговорить с Тьюрингом, но он настоял, чтобы это сделал Оскар Фарли. Бог знает, что тот ему наговорил, но действия это не возымело. Алан Тьюринг продолжал гоняться за мальчиками по всей Европе. Почему – во имя всего святого – они не запретили ему поездки за границу и не установили слежку за его бывшими любовниками? Они не сделали ничего, чтобы остановить его, а теперь еще удивляются тому, что случилось.
Кто такой, к примеру, этот чертов полицейский? Каким образом он вообще здесь оказался? Пиппард звонил в участок; там сказали, что парень получил кратковременный отпуск для прощания с умирающей тетей из Натсфорда. И вот он оказался в Кембридже. Неужели тетя выздоровела? С другой стороны, помощник инспектора из такой дыры, как Уилмслоу, чем он может быть опасен? Хотя… никогда не знаешь, с какой стороны ожидать удара. Пиппард уже говорил с Робертом Сомерсетом из Челтенхэма. Сомерсет встречался с этим Кореллом, и тот произвел на него странное впечатление – «скользкий какой-то, как будто что-то недоговаривает».
– Я припугну его, – пообещал Пиппард. – Пусть знает, что ступил на опасную дорожку.
Так он и поступит. Покажет этому выскочке, кто в доме хозяин, а заодно выяснит, что у того на уме. В конце концов, это интересно… Каким образом этот полицейский вообще на него вышел и откуда узнал, что Пиппард работал с Тьюрингом?.. Пиппард занервничал. До прихода парня оставалось двадцать минут. Можно было заняться письмом одной молодой особе с роскошными грудями, Пиппард познакомился с ней на конференции в Эрлингтоне. Он набросал несколько строк – и тут раздался звонок.
***
Леонарду Кореллу не приглянулись ни квартира, ни ее хозяин. Он на дух не переносил такой безличной, неуютной обстановки. Карандаши на столе из красного дерева были разложены ровными рядами. Мебель – бесстильная, как в какой-нибудь заштатной конторе, – стояла строго симметрично. Даже в положении окурков в пепельнице как будто прослеживался некий порядок. На противоположной от двери стене висело полотно с охотничьей сценой. Вполне ординарный сюжет: лес, загнанная лисица… Возможно, картина смотрелась бы лучше, будь она поменьше. Но, будучи верных два метра в длину, выглядела гротескно.
– Приятно принимать гостя из самого Уилмслоу. – Пиппард неожиданно расплылся в улыбке.
– Уилмслоу далеко не край света, – улыбнулся в ответ Леонард.
– Милый городок, не правда ли?
– Славен своими парикмахерскими салонами и пабами, – Корелл кивнул.
– Что ж, это разумно, – рассудил Пиппард. – Есть где напиться и привести себя в порядок после этого.
Незаметным движением он убрал с дивана незаконченное любовное послание. Ученый как будто совсем успокоился. Раздражительности, которая бросилась в глаза Кореллу в дверях, как не бывало. Но гость держался настороже. Пиппард производил впечатление человека, ничего не оставлявшего на волю случая. Осторожно, словно не будучи уверен, что это дозволено, Корелл присел на серо-коричневый деревянный стул. Пиппард вышел приготовить чай.
